В поисках идеальной свадьбы
Любовь поправляла последний цветок в арке, вдыхая горьковатый аромат полевых ромашек, которые собирала до рассвета. Свадебный шатёр в усадебном саду белел, словно снег зимой, а её букеты — алые маки, васильки и берёзовые ветви — напоминали старинный лубок. Это была свадьба Даши, её подруги с малых лет, и Любовь вложила в украшение всю душу, будто готовила собственный праздник.
— Люба, ты где? — голос Даши, звонкий и взволнованный, разорвал утреннюю тишину. — Матушка уже выезжает, а у нас ещё половина дел!
— Здесь, Дашенька, — Любовь вытерла ладони о передник и вышла из шатра. — Арка готова, столы почти накрыты. Всё как договаривались.
Даша, в потрёпанной косынке и сарафане, выглядела так, будто не спала три ночи.
— Ты уверена, что маки подходят? Матушка вчера гневалась — говорит, в нашем роду всегда были только ромашки. Освящено традицией.
Любовь сжала в кармане ножницы.
— Мы же решали, Даша. Алые маки — твоя задумка. Хотела, чтоб было ярко, но по-домашнему.
— Да, вот только матушка… — Даша замялась, теребя край косынки. — Ладно, потом разберёмся. Лишь бы сцену не закатила.
Дверь пролётки хлопнула, и из старинного экипажа вышла Алиса Прокофьевна, мать невесты, в строгом камзоле цвета сливок. Её взгляд, острый как серп, скользнул по шатру, столам и остановился на Любови.
— Это что за цветы? — Алиса Прокофьевна приподняла бровь, будто боярыня на смотре. — Любовь, я думала, ты знаешь толк.
— Доброго утра, Алиса Прокофьевна, — Любовь заставила себя улыбнуться. — Всё по Дашиному хотению. Мы задумали…
— Даша тут ни при чём, — перебила боярыня, подступая к арке. — В нашей семье свадьбы украшают ромашками да колосьями. Чистота, благодать, завет предков. А это… — она махнула на маки, — словно на ярмарке.
Даша крякнула, но смолчала, уткнувшись в ладони.
— Добавлю ромашек, — медленно сказала Любовь, чувствуя, как жар подступает к лицу. — Но маки уже куплены, и они…
— Идеальны? — Алиса Прокофьевна фыркнула, будто услышала небылицу. — Дитятко, я справила свадьбы трём племянницам. Поверь, знаю, что к лицу. Переделай к вечеру.
Любовь взглянула на Дашу, ждя поддержки, но та лишь пожалась.
— Маменька, может, оставим? Гости и так ахнут.
— Гости? — Алиса Прокофьевна обернулась к дочери. — Это свадьба нашего рода, а не сходня для твоих приятельниц. Любовь, за дело. Через час пришлю ромашки.
Она удалилась к экипажу, оставив за собой шлейф ладана и ощущение, что шатёр стал меньше.
—
К полудню Любовь, обливаясь потом, разбирала свои букеты. Новые ромашки, привезённые слугой, пахли пылью, будто сушёные. Она вспомнила, как в детстве они с Дашей плели венки из клевера, мечтая о свадьбах. Тогда Даша клялась, что её праздник будет «как в сказке Ершова», а не повторением матушкиных обычаев.
— Любка, как ты? — Даша появилась с кувшином кваса, виновато улыбаясь. — Маменька крута, но ты ж знаешь — она для нашего блага.
— Для блага? — Любовь отложила нож. — Дашенька, я две недели ладила эти цветы. Ты сама их выбрала. А теперь я как холопка, переделываю под её указ.
— Ну, не холопка, — Даша потупилась. — Просто… она платит за свадьбу. Да и Степан тоже молвил, что ромашки — это классика.
— Степан? — Любовь замерла. — Твой суженый? Он у нас теперь цветочник?
Даша хихикнула, но смешок вышел натянутым.
— Он просто хочет, чтоб всё ладно было. Не серчай, Любка. Ты ж мне как сестра.
Любовь сглотнула ком в горле и вернулась к ромашкам, которые теперь казались ей чужими.
—
Вечер настал слишком скоро. Гости в парчовых кафтанах и кокошниках заполнили шатёр, балалайки залились, а Любовь, в простой чёрной рубахе, проверяла угощения. Её маки, убранные в кладовку, лежали там, будто ненужные грёзы.
— Любовь, ты справилась, — Алиса Прокофьевна возникла рядом с ковшом мёда. — Хоть и не без моего вразумления.
— Благодарствую, — процедила Любовь, ощущая, как сжимаются кулаки.
— А вот это, — боярыня кивнула на главный стол, где стоял её венок из колосьев, — просто беда. Кто так ставит? Гостям не видно друг друга!
— По вашему наказу, — тихо молвила Любовь.
— Не морочь, — Алиса Прокофьевна отмахнулась. — Поправь, пока не сели.
Любовь открыла было рот, но взгляд её упал на Дашу, которая в жемчужном кокошнике смеялась с женихом. Степан, статный, с окладистой бородой, что-то шептал ей на ухо. Любовь почувствовала, как сердце сжалось. Она не видела Степана три года, с тех пор как он ушёл от неё, сказав, что «не пара она ему». А теперь он был здесь, женихом её подруги, и даже не кивнул.
— Любовь, слышала? — голос Алисы Прокофьевны вернул её к делу. — Цветы. Сейчас же.
— Исполню, — выдавила Любовь и направилась к столу, чувствуя, как шатёр давит на плечи.
—
За трапезой напряжение лишь росло. Любовь, сидя у края, наблюдала, как Алиса Прокофьевна правит слугами, поправляет скатерти и раздаёт указы. Даша, сияющая в центре, казалась далёкой, как утренняя звезда. Степан же был слишком близок — его хохот резал слух, как тупой нож.
— А вот и наша хлопотунья! — Алиса Прокофьевна подняла ковш, привлекая внимание. — Любовь, поведай, как мы спасли сей праздник от твоих… выдумок.
Гости захихикали. ЛюбовЛюбовь молча сняла передник, повесила его на гвоздь у входа и вышла в прохладную ночь, где звёзды горели ярче, чем все свечи в шатре.
