Отец бил её. Жестоко, без жалости. Мать глушила горе водкой, потому девочка росла на улице — в самом прямом смысле. Ела там же, иногда и ночевала. Насмешки сыпались на неё часто, и она научилась отвечать. Кулаками. Вернее, крошечными кулачками, но твёрдыми, как камень.
Выросла она сломленной. Так, во всяком случае, говорил её психотерапевт, а потом и психиатр. Таблетки глотала исправно, но толку не было. На свидания не ходила — не верила, что кто-то захочет такого человека, как она.
Всё своё время отдавала работе и помощи бездомным. Волонтёрила в благотворительном фонде, и времени на что-то ещё просто не оставалось. Только добраться домой и рухнуть в кровать, как убитая.
Квартира досталась от родителей — и дышала болью. Каждый угол напоминал о побоях, о криках, о детстве, которого не было. Хотела съехать, но копить было не на что. Приходилось засыпать в комнатах, где стены шептали о прошлом.
Возвращаться не хотелось. Потому она и задерживалась во дворе, выкуривая сигарету за сигаретой, пока тошнота не заглушала тревогу. Соседи, выгуливавшие собак или выносившие пакеты, обходили её стороной. Репутация у неё была… скажем так, не самой приятной.
В тот вечер всё было как обычно. Она шагала по двору, уговаривая себя подняться домой, когда врезалась в спину здорового мужика. Тот стоял, сгорбившись, и сыпал матом. Прямо перед ним на асфальте сидел серый котёнок.
Мужик наклонился, выругался и занёс ногу.
И тут в ней что-то взорвалось. Воспоминания нахлынули, смывая всё вокруг. Мир сузился до этого человека, до его кулака, занесённого над беззащитным.
Как она очутилась перед ним — не помнила. Но вот её кулачок уже летел вперёд. Точный удар в лоб — мужик ахнул, замахнулся в ответ, но…
Не успел. Левый хук в челюсть — и он грохнулся на землю с таким стоном, что со двора сбежались все.
Она подняла котёнка. Люди таращились на здорового детина, лежащего в пыли, и на хрупкую девушку с комочком шерсти на руках.
— Он хотел его ударить, — коротко пояснила она и пошла к дому.
Никто не кинулся поднимать мужика. Наоборот — многие даже ухмылялись. Он давно прославился в округе своей злобой.
— Эй! Постойте! — окликнул её парень с болонкой на поводке. Подхватив питомицу, он догнал её. — Это… это было потрясающе. Но как вы не испугались?
И впервые в жизни ей захотелось рассказать. Они сели на скамейку у подъезда.
— Мой врач называет меня сломленной, — сказала она.
Через два часа выяснилось, что он пишет диссертацию про домашнее насилие.
— Знаете, сломленные люди — самые живучие, — сказал он на прощанье. — Если находят силы дать отпор, они уже не сломлены. Они становятся защитниками. Потому что знают цену боли.
Котёнок давно уснул у неё на коленях. Соседи разошлись. А они…
Сидели. Говорили.
И она больше не чувствовала себя сломленной.
В ту ночь ей впервые за много лет не было страшно в этих стенах.
Во-первых, рядом сладко сопел серый комочек.
А во-вторых, перед глазами стоял его взгляд — восхищённый, тёплый, с чем-то…
Незнакомым.
Страх остался в прошлом. Вскоре парень переехал к ней, а его болонка подружилась с котёнком.
Вот такая история. О сломленной — и ставшей сильнее.
