**Дневниковая запись.**
Сегодня случилось нечто, от чего кровь стынет в жилах. Вернулась с работы раньше обычного, хотела устроить себе выходной — устала за неделю. Подхожу к двери, ключ в руке, а оттуда — шорохи. Дима на смене, дома никого быть не должно. Сердце ёкнуло: воры? Осторожно приоткрываю — и вижу её. Тётя Люба, наша соседка, с веником в руках, увлечённо подметает наш коридор.
— Ой, Алина, ну и беспорядок у вас! — заливается она, будто так и надо. — Пыль на подоконнике, занавески смятые. Надо бы уборщицу нанять, а то не дом, а проходной двор!
Голос мой задрожал:
— Тётя Люба, как вы сюда попали?
— Да я ж по-соседски, родная! — машет рукой, словно отмахивается от глупостей. — Дверь приоткрыта была, вот я и зашла проверить. А тут такой хаос — ну, не удержалась, начала прибирать.
Я чётко помнила: дверь была заперта. Сказала ей об этом, сквозь зубы. А она — ну точно соловья баснями кормит:
— Ой, да брось ты, в нашем доме все свои! Не хулиган же зашёл, а я!
В горле ком. Наш дом, наша первая квартира, три года копили, ипотеку брали — и вдруг он уже не наш? Вежливо выпроводила её, но внутри всё кипело. Откуда у неё ключ? Почему она ведёт себя, будто ей здесь рады?
Всё началось полгода назад, когда мы с Димой переехали в этот старый, но уютный дом на окраине. Квартира — наша гордость, три года экономили на всём, даже на кофе. Когда получили ключи, я чуть не расплакалась, а обычно сдержанный Дима кружил меня по пустым комнатам, смеясь:
— Это наш дом, Алин! Наш!
Обживались медленно: купили диван, повесили шторы, поставили фикус. Радовались мелочам — утреннему кофе на кухне, вечерним сериалам под пледом.
А на второй день — звонок в дверь. На пороге — невысокая женщина лет шестидесяти, с корзинкой пирожков:
— Я Любовь Петровна, ваша соседка. Тётя Люба, проще говоря.
Пирожки были вкусные, а сама она — разговорчивая. Рассказала про соседей, про дом, дала совет, как дворника уговорить снег убирать. Подумали: ну хоть один человек тут дружелюбный.
Но скоро её визиты участились. То «зайду поздороваться», то «сантехнику проверить» — мол, трубы старые, вдруг прорвёт. Я терпела — уважение к старшим. Пока однажды она не вломилась, когда мы стены красили.
— Ой, Алина, ну кто голубой выбирает? — сморщила нос. — Холодно же! Надо персиковый. И валик у вас неправильный — полосы останутся!
— Нам нравится, — сквозь зубы отвечаю.
— Эх, молодёжь! — вздыхает. — Сорок лет тут живу — знаю, что к чему.
Дима вмешался, предложил чаю. Она не отказалась. За чаем рассказала, что соседка сверху жалуется на шум от ремонта, а дворник недоволен, как мы мусор сортируем. Вечером я Диме шепчу:
— Может, правда что-то не так делаем?
— Да нет, — обнял. — Просто нос суёт не в своё дело.
Но хуже было впереди. Однажды замечаю: почтовый ящик открыт, квитанции на скамейке сложены. Встречаю её во дворе:
— Тётя Люба, вы нашу почту брали?
— Да я помочь хотела! — руками разводит. — Ящик переполнен, вдруг важное потеряете. Ой, а за свет сколько платите? У меня меньше — могу подсказать, как счётчик настроить.
Кровь ударила в лицо. Ушла, не ответив. А потом явился риелтор — настойчиво предлагал квартиру продать. Говорит:
— Любовь Петровна вас очень хвалила.
Всё встало на места.
Разговор с ней был тяжёлый. Я спросила прямо:
— Почему вы в нашу квартиру без спроса заходите? И откуда ключ?
Она бледнеет, но быстро оправдывается:
— Да старый ключ, от прежних хозяев! Забыла отдать.
Мы проверили камеры — оказалось, она заходила к нам не раз.
Юрист позже подтвердил: она с риелтором сговорилась, новосёлов запугивали, чтобы те продавали квартиры дёшево, а ей процент шёл.
Решили подловить. Пригласили её на чай, будто мириться, а разговор записали. Она сама всё и рассказала:
— Да я с ним лет десять работаю! Всех новеньких ему советую.
Запись передали в полицию. Её вызвали на допрос. Пыталась извиняться, но поздно.
Теперь она съехала к дочери. Риелтору штраф влепили. А мы наконец закончили ремонт — стены голубые, как и хотели.
Дима как-то сказал:
— Думал, дом — это стены да мебель. А оказалось — ещё и границы.
И он прав. Теперь наш дом — только наш.**
