Тридцать пять лет плечом к плечу, а теперь — чужие.
Тридцать пять лет мы делили одну судьбу, один дом, одни надежды. Но как гром среди чистого неба — наш брак рассыпается, и я, Людмила, стою среди обломков того, что считала вечным. «Нам пора разойтись», — бросил мой муж, Геннадий, и эти слова пронзили меня, как ледяной ветер. Тридцать пять лет без криков, без обид, с полным доверием — и вдруг всё рухнуло. Как так вышло? Я не верила, что наша история, начавшаяся в далёком Нижнем Новгороде, оборвётся так жестоко.
Сначала я думала — просто кризис. Геннадий всегда был сдержанным, и я надеялась, что он одумается, вернётся, и мы попробуем заново. Первые дни мы ещё перезванивались, обменивались редкими фразами, но с каждым разом его голос звучал всё равнодушнее, а паузы — длиннее. Потом он приехал. Я хлопотала, варила его любимые щи, поспешила встречать на вокзал. Но когда он сошёл с поезда и взглянул на меня, в его глазах читалось отчуждение — будто я стала чужой. Я заметила, но сдержалась, стараясь разрядить тишину. Шутила, улыбалась, но дома он отрезал последнюю нить. Даже не притронулся к еде, взял нашу дочь, Светлану, и увёз её за подарком, оставив меня в пустых стенах.
Я решила не лезть. Купила бутылку кагора, думая, что к вечеру поговорим. Но Геннадий вернулся мрачнее тучи, отказался от ужина и заперся в комнате. Мои попытки заговорить он обрывал, словно ножом. Тогда во мне вскипела злость. «Если не хочешь быть рядом — скажи прямо, а не молчи, как рыба!» — вырвалось у меня. И он сказал. Сказал, что не видит нас в будущем, что я всё эти годы притворялась, что не любила его, а лишь держалась за удобство. Его слова жгли, как раскалённое железо. Я хотела кричать, доказывать, что это ложь, но в горле встал ком. Зачем удерживать того, кто уже ушёл душой?
На следующий день был день рождения Светланы. Я мечтала, что этот вечер нас сблизит, но Геннадий разрушил всё. При гостях он объявил: «Мы разводимся». Я не выдержала, вышла, оставив его объясняться с роднёй. Светлана звонила, уговаривала не спешить, но я знала — мост сожжён. Геннадий подал на развод, и суд дал нам два месяца на размышления. Судья, измотанная чередой разводов, смотрела на нас устало. «Пятая пара за день, — пробормотала она. — И все — больше двадцати лет вместе». А у нас — тридцать пять. Тридцать пять лет смеха, уюта, общих воспоминаний — и всё к чему?
Теперь мы живём под одной крышей, но как соседи. Видимся редко, перебрасываемся парой фраз, и каждое слово — как удар. Геннадий изменился: записался в качалку, похудел, на работе — повышение. Даже сделал операцию, которую годами откладывал. Будто развод дал ему крылья. А я? Я качусь вниз. Недавно поскользнулась на лестнице, грохнулась лицом вперёд — сотрясение, синяк на пол-лица. На работе хуже: контора прогорела, меня выгнали. Геннадий приносит деньги, но его помощь холодна, как ноябрьский ветер. Мы почти не разговариваем, и тишина между нами — густая, как смог.
Пока синяк заживает, я сижу дома, перебираю старые фотографии. На них мы с Геннадием — молодые, счастливые, но год за годом между нами росла невидимая стена. Мы отдалялись давно, просто я не хотела видеть. Теперь ясно: наша любовь умерла задолго до его слов. Понимаю, что нельзя цепляться за прошлое, но сердце ноет: тридцать пять лет! Как можно перечеркнуть всю жизнь? Я не стану умолять его вернуться, не унижусь. Но и отпустить не могу — слишком глубоко въелось.
Светлана пытается нас мирить, но в глазах Геннадия — пустота. Он уже не мой. Жду, когда заживёт лицо, чтобы начать искать работу, строить новую жизнь. Но пока я одна среди старых снимков, где мы ещё были вместе, и каждый из них напоминает: я потеряла не только мужа, но и себя. Тридцать пять лет — это целая жизнь. Как теперь жить без неё?
