**Дневник**
Сегодня снова вспомнила, как мы с Ваней познакомились. Всю жизнь рядом. Сначала двор, потом школа — та самая, на холме за рекой. Зимой пальцы у меня леденели, а он тащил мой ранец и торопил:
— Давай, Кать, беги быстрее, так хоть согреешься.
— Вот парень-то, из него муж выйдет заботливый, — улыбались бабки у колодца. — Не разлей вода.
— Да ну, — отмахивались другие, — детство детством, а вырастут — разбегутся. Мужики они все такие…
Но я не слушала. Говорила маме:
— Ваня — мой самый верный друг.
А потом дружба переросла в любовь. Я и сама не заметила, когда это случилось. К девятому классу я вытянулась, стала стройной, как березка, с глазами васильковыми да косой светлой. А Ваня — черноволосый, смуглый, с ямочкой на подбородке — настоящий цыганенок, как шутили в деревне.
Вечерами гуляли, держась за руки, а девчонки за спиной шептались:
— Ну что он в Катьке нашел? С детства не отлипнет. И ведь каждый каприз исполняет…
Парни тоже поглядывали, но подойти боялись — знали, Ваня за меня горой. Не раз уже кулаки свои пробовали.
Поженились мы, несмотря на все пересуды. Бабки качали головами:
— Катя, не верь красивым мужикам. Красивый муж — чужой муж. Проживет с тобой годик — и на сторону заглядится.
Но я не слушала. Сердце знало — мой Ваня не такой.
И правда — повезло мне. Добрый, работящий, любящий. А когда в доме зазвенели детские голоса, счастье стало вдвое больше.
— Вань, что-то мне нехорошо, — призналась я однажды утром. — Голова кружится, тошнит…
Он аж побелел:
— Фельдшера позвать?
— Сама схожу, — махнула я рукой. — Ты на работу иди.
В медпункте только усмехнулись:
— Тебе, Катя, не ко мне. Съезди в райцентр, похоже, беременна ты.
Из больницы вернулись сияющие.
— Готовьтесь, бабушки-дедушки! — объявили родителям.
Родился Сережка — крепыш, весь в отца. Через три года — Тимоха, такой же чернявый, с той же ямочкой. А еще через два — Егорка, белобрысый, в меня.
— Красавцы растут у Кати с Ваней, — перешептывались соседи.
Жили душа в душу. Ваня работал механиком — чинил трактора да комбайны. Я с ребятами возилась, да еще пироги пекла — не только своим, но и в интернат носила. Там, на краю деревни, дети без родителей жили.
— Жалко их, — думала я. — Кто им домашнего испечет?
Воспитательница Таня — моя одноклассница — всегда благодарила:
— Спасибо, Кать. Добрая ты душа.
А я и не афишировала. Просто носила.
Пока однажды не встретила Варвару — ту самую, что язык без костей.
— Катька, — зашипела она, — тащишь сумки, пашешь, а твой-то Ваня небось у другой дочку растит! Сама видела — девочка его папой зовет. Годков — как вашему Егорке.
Словно ледянкой по сердцу.
Не верилось. Но через пару дней соседка Семеновна то же самое:
— Катюха, не руби с плеча. Мужики они все такие… Видели твоего Ваню с девочкой. Открыто ходит, руку держит. А ты не видишь — интернат на отшибе.
Думала, плакала. Но решила — если девочка в приюте, значит, матери у нее нет. А раз так — нельзя ей там оставаться.
Вечером Ваня пришел задумчивый. Я поужин поставила. Вижу — ест без аппетита.
— Давай, выкладывай, — не выдержала я.
Он вздохнул, взял мои руки:
— Кать, помнишь интернат?..
И рассказал. Как шел мимо, как мячик к нему покатился, как девочка — голубоглазая, как я — закричала: «Папа!»
— Три раза приходил к ней, Кать. Дашеньку зовут. Не мог больше молчать…
Я обняла его.
— Вань, собирай документы. Будет у нас три сына да дочка.
И стало так легко, будто камень с души упал. Повезло мне с мужем. А ему — со мной.
