Исповедь былых времён: Как тётка едва не разбила нашу семью
Звали меня Аграфена. С супругом моим, Федором, жизнь свою сколачивали с малого — из глухой деревеньки под Курском перебрались в шумиху городскую. Сперва жили в тесной съёмной клоповнике, день и ночь в поту работали, пока не выбили себе угол собственный, взяв кредит. Детей двое росло — сын Еремей да дочь Полина. Тяжко было, да своё. А потом пришла беда — тётка моя, Акулина Терентьевна, попросилась к нам «на время» пожить. Словно чёрная туча нагрянула, едва не разметав наше счастье вдребезги.
Началось всё в той же деревеньке, где мы с Федором молодость коротали. Поженились, да и решили — хватит нам этой жизни. В город подались. Жили сначала как мыши в углу — тесно, да не обидно. Потом скопили на задаток, взяли ипотеку. Дети пошли — радость да хлопоты. Родня из деревни частенько наведывалась, мы не отказывали, хоть и уставали. Но всему есть мера — тётка моя эту меру перешла.
Акулина Терентьевна, сестра матери моей, вдруг позвонила: «Груня, пусти пожить недельку-другую? Устроюсь, квартиру найму — не обременю!» Мы с Федором, хоть и измучены были гостями, отказать не смогли. Думали — ненадолго, авось тётка за ум возьмётся. Ан нет!
Первые дни — тишь да гладь. Тётка утром уходила «работу искать», к ночи возвращалась. Кормили её, берегли. А через неделю — будто подменили. Засела на диване, телевизор замучила, словно мебель новая. Ела, спала, сериалы смотрела — ни шагу без дела. Решила я спросить: «Тётя, ну как с работой?» А она мне: «Какая работа, Груня? За копейки горбатиться — не царское это дело! Я своё в деревне отслужила!» Сердце во мне оборвалось. Значит, и не собиралась она работать!
Повела себя, будто ей весь дом принадлежит. Указывала, что стряпать, что покупать: «Груня, купи свинины, а не эту костлявую курятину!» — покрикивала с дивана. Терпела, кусая губы.
Но последнее терпение лопнуло, когда Полину мою обижать начала. Только дочь со школы вернулась, тётка как гаркнет: «Полинка, сбегай за хлебом!» Я опешила: «Да вы сами-то весь день дома сидите!» А она мне: «Баловство одно! Не хочет — сама таскайся!»
Фёдор, услышав это, взбеленился. Молча собрал её узлы, к порогу выставил: «Акулина Терентьевна, извольте убираться.» Кричала, ругалась, про «неблагодарных» вопила — но Фёдор стоял насмерть.
Уехала она, да не одна — с войною. Родне накрутила, будто мы её выгнали зря. Теперь в деревне наши имена чёрным словом поминают, родня отшатнулась. Ждём — что ещё придумает. Но одно знаю твёрдо: дом наш — крепость наша. Не дадим никому его разрушить. Даже если придётся порвать с роднёй. Разве не заслужили мы покоя?..
