**Дневник. 15 мая.**
Соседи уже неделю слушали вой сигнализации из дома на углу. На седьмой день кто-то не выдержал и набрал 02. Полицейские, приехавшие на вызов, офигели от увиденного.
Первый гудок раздался в понедельник вечером. Дом — крепкий, двухэтажный, с резными ставнями в тон выгоревшей синьки и ровным, как линейка, забором. Жили там супруги Ивановы, лет шестидесяти. Люди тихие, в склоки не лезли, но на улице здоровались вежливо.
Когда сирена завыла впервые, несколько соседей вышли посмотреть. Постояли, потоптались — не умолкает. Семья Петровых с противоположной стороны подошла к калитке. Дверь открыла хозяйка — в вязаной кофте, волосы убраны в аккуратный пучок. Извинилась, мол, глюк системы, скоро починят.
На второй день — снова. Ровно в девять. В этот раз никто не пошёл — решили, что мастера халтурщики. Но третий, четвёртый вечер… Люди ворчали: не даёт спать! Хозяйка, выходя, повторяла одно и то же: «Мастер завтра придёт».
К шестому дню терпение лопнуло. Кто-то вызвал участковых.
Приехала рослая женщина в форме — взгляд цепкий, голос жёсткий. Осмотрела дом. Всё чисто, даже слишком. Ни взлома, ни беспорядка. Только хозяйка, чуть растерянная, но вежливая.
И всё равно что-то не сходилось. Стена, где шли провода, — свежевыкрашенная, но штукатурка лежала неровно, а кабель будто дёргали…
«Контакты окислились», — сказала женщина.
«А где муж?» — вдруг спросила участковая.
Хозяйка замолчала, будто током ударило.
«Уехал… к сестре в Белгород».
Слишком быстро ответила. Глаза дёрнулись. Участковая тронула стену — под пальцами выпуклость. Свежая шпаклёвка. Лёгкий нажим — и гипсокартон поддался.
Через час стену вскрыли.
Бледные, как мел, оперативники отступили.
За перегородкой, в пыльной тесноте, сидел мужчина. Живой. Кожа обтянула кости, глаза ввалились. Не говорил — только смотрел.
Позже выяснили: женщина думала, что убила его в ссоре. То ли сердце, то ли удар — сама не помнила. В панике замуровала, даже не проверив пульс.
А сигнализация срабатывала от его слабых ударов по кабелю.
Он звал на помощь. И его услышали.
