— Сдаётся комната. Без кота, с бабушкой, — прочла Светлана и взглянула на мужа. — Давай съездим посмотрим? Рядом с твоей работой, кстати.
— Без кота — ладно. А вот с бабушкой как-то напрягает, — пробурчал Сергей, не отрываясь от ноутбука. — Ну ладно, глянем.
Комнатка была в старой коммуналке под высокими потолками, с облупившимися подоконниками. Дверь открыла бабушка — статная, с прямой спиной, седыми завитками и острым взглядом.
— Заходите. Я Анна Ивановна. Заселяться можно хоть сегодня. Но предупреждаю: после девяти — тишина, чайник — только до восьми, горячая вода — по субботам. И тапочки свои купите. Мне чужие скрипы не нужны.
— А если… перекусить ночью? — робко спросила Светлана.
— По расписанию. Завтраки — с семи до восьми. Обеды — с часу до трёх. Ужины — до семи. Никаких ночных пельменей! И дверь в ванную не запирать. Вдруг кому-то станет плохо?
Сергей уже разворачивался к выходу, но Светлана улыбнулась:
— Нас всё устраивает. Комната отличная.
Так они и поселились у Анны Ивановны.
Сначала всё казалось даже милым. Бабушка по утрам ставила Чайковского, варила какао и зачитывала вслух «Комсомолку». Её старые фото в рамках висели в коридоре: молодая Анна в форме, Анна на танцах, Анна с мужем в Чехословакии, Анна с кошкой Маркизой. Маркиза, к слову, умерла в 2001-м, но миску с надписью «Маркизина» бабушка не убирала.
— Видишь, какая интеллигентная? Прямо как из старых фильмов, — шептала Светлана.
— Ага. Только я вчера фен включил — она по стенке стукнула и закричала, что «буржуйский гул» ей нервы треплет.
Постепенно правила ужесточались. Сначала она вывесила график посещения туалета. Потом объявила, что по средам кухня на «санитарный час». Потом ввела «ежевечерние отчёты»: возвращаясь домой, Сергей и Светлана должны были заходить к ней и рассказывать, как прошёл день.
— В моём доме живёте — я должна знать, чем дышите. Безопасность прежде всего! — говорила она с улыбкой.
На третий месяц Сергей взбунтовался. Зашёл на кухню в половине девятого, включил чайник и достал колбасу.
— Это ещё что за самовольство?! — ворвалась бабушка. — Я же говорила: ужин до семи!
— Мы за проживание платим! Имеем право!
— Молодой человек, у нас устный договор, но крепкий. Кто не уважает — тот за дверь!
Слово за слово — Анна Ивановна запустила в него шумовкой.
— Всё, мы съезжаем! — заявил Сергей, хватая рюкзак.
Но утром всё изменилось.
— Сереж, смотри… — Светлана показала объявление: «Сдаётся комната. Без кота, с бабушкой». То же самое. Та же бабушка. Те же фото.
— Это наша же квартира?
— Да. Объявление новое. С сегодняшнего дня.
Тут же раздался звонок с незнакомого номера.
— Здравствуйте, интересует комната у Анны Ивановны. Вы уже выехали? Как вам бабушка?
Оказалось, это её схема. Она сдавала комнату каждые три месяца. Новые жильцы платили за первый и последний месяц, а потом вылетали «за нарушение устава». Деньги не возвращали.
— Чистой воды развод! — возмутился Сергей. — Мы же официально платили!
— Официально? Мы переводили ей на карту с пометкой «помощь бабушке». — Светлана задумалась. — Договора нет. Мы просто жили.
Вечером они пришли к Анне Ивановне.
— Всё раскрылось. Это ваш бизнес? На жильцах наживаетесь?
— Молодые, да вы сами виноваты. Зачем чайник в восемь вечера? Зачем к Маркизиной миске подошли? Я по-хорошему прошу — вы игнорируете!
— Договора нет. Но квитанции есть. Можем в суд подать.
— В суд? На бабушку? — Анна Ивановна театрально ахнула. — Совести у вас нет!
— Мы тоже умеем играть. Или возвращаете деньги, или…
— Или?
— Или живём тут по-своему. Чайник — когда хотим.
Бабушка задумалась. Впервые кто-то не сбежал, а остался — с вызовом.
Началась странная война: бабушка устраивала «проверки», подглядывала в щели, отключала свет «на профилактику», а Сергей со Светланой ставили таймер на чайник, громко пели в ванной и устраивали концерты в коридоре.
— Кто кого, — усмехался Сергей, принося портативную колонку.
Но через месяц бабушка сдалась.
— Молодёжь, давайте честно. Квартира коммунальная, долги на мне. Меня из ЖЭКа уже достали. Хотите жить — выкупите долю. Заодно долги закроете.
Сергей и Светлана переглянулись. Они давно искали жильё, но цены кусались. А тут — почти центр, высокие потолки, метро в пяти минутах.
— А Маркиза? — спросила Светлана.
— Маркиза одобряет, — кивнула бабушка, поглаживая фото.
Через три месяца документы подписали. Бабушке отдали часть долга и сняли ей комнату рядом.
— Вы же не бросите меня? — спросила она на прощание. — Буду пироги печь.
— Только если дверь в ванную закрывать будем, — подмигнул Сергей.
Так у них появилось своё жильё — и бабушка по соседству. С тех пор пироги были вкусными, а чайник кипел хоть в три ночи.
Прошло полгода. Всё устаканилось. Анна Ивановна теперь лишь соседка, живущая в своей комнате. Кухня и ванная — общие, график — по очереди, тапочки — по желанию.
— Сереж, представляешь! Бабушка оставляет нам пироги под дверью и подписывает: «для жильцов»! — Светлана показывала контейнер с тёплыми ватрушками.
— Это её «прости». Или «я всё ещё тут», — усмехнулся Сергей. — Но пироги — огонь.
Они жили почти как родные: независимые, но с бабушкой рядом. Раз в неделю она приходила на чай. Уже не читала нотаций, но вздыхалаНо однажды утром, когда Сергей включил чайник в восемь ноль-ноль, Анна Ивановна только хмыкнула и протянула ему свежую булочку — без слов, просто «живите, сколько хотите».
