— Что это такое?! — голос свекрови прокатился по кухне, как ледяной ветер. В её дрожащих руках блестел осколок от фарфоровой чашки — из того самого сервиза, что подарил покойный супруг. — Ты разбила?
Алёна застыла, словно вмороженная в пол. Конечно, не она. Скорее всего, Сонечка, её пятилетняя племянница, возившаяся здесь утром. Но выдать девочку — значит обречь её на гнев бабки.
— Не знаю, Марфа Игнатьевна, — прошептала она. — Может, задела, когда вытирала посуду.
Губы свекрови сжались в ниточку, а в глазах вспыхнуло что-то ликующее.
— Ну конечно! Вечно ты не виновата. Двадцать лет в моём доме живёте, а уважения — на копейку. Знаешь же, что для меня этот сервиз значил!
— Я склею, — предложила Алёна. — Шва почти не будет видно.
— Не смей трогать! Ещё хуже замажешь.
В кухню ввалился муж Алёны, Сергей. Он потирал виски — опять мигрень после ночной смены. Работал начальником охраны в торговом центре «Улыбка», где вечный гам сводил его с ума.
— Чё опять? — буркнул он, косясь на мать и жену.
— Вот твоя Алёнушка мой сервиз вдребезги, — свекровь драматично обернула осколок в платок. — Последнюю память о твоём отце.
Алёна ждала, что муж хоть словом её прикроет. Но Сергей лишь вздохнул:
— Ну сколько можно, Алён? Мать же просила — не трогай её вещи.
— Но я же не… — начала она, но сдалась. Бесполезно.
Сергей выудил из холодильника бутылку «Домашнего» кваса и удалился. Алёна осталась с Марфой Игнатьевной, которая театрально вытирала сухие глаза.
— За что мне такое? — заныла свекровь. — Всю жизнь на семью положила. Дом держала, сына растила. А теперь вот…
Алёна молча вытерла руки о фартук. Слёзы подступали, но она знала — рыдать на радость свекрови. За двадцать лет жизни в её доме все эмоции научились застревать где-то в горле, как непрожёванный кусок хлеба.
— Пойду бельё развешивать, — бросила она и выскользнула во двор.
Вечером дочь Настя, вернувшись с пар в универ, застала её на крыльце с тазом гороха.
— Мам, ты чего кислая?
— Устала просто, — Алёна натянуто улыбнулась.
Настя села рядом, раздавив сигарету каблуком. В восемнадцать она уже видела все семейные игры насквозь.
— Бабка опять костерит? — спросила она прямо.
Алёна промолчала, но ответ был ясен.
— Мам, доколе терпеть-то будешь? Ты ж знаешь, это Сонька чашку разбила. Я сама видела, как она утром с ними возилась.
— Тихо ты, — Алёна оглянулась на дом. — Не надо лишнего. Девочка маленькая, зачем ей бабкины нотации.
— А тебе, значит, самое то? — Настя сердито откинула чёлку. — Иногда мне кажется, ты тут вообще не родня, а домработница какая-то.
Сердце Алёны дрогнуло. Настя лишь озвучила то, о чём она думала каждую ночь. Чужая. Не своя. Даже после двадцати лет в этих стенах.
— Не неси чепухи, — строго сказала она. — Мы семья. Просто дом Марфы Игнатьевны, вот и живём по её правилам. Она же старушка, забота ей нужна.
— А тебе не нужна? — Настя встала. — Пойду переобуваться.
Когда дочь скрылась, Алёна отложила горох и разглядела свои руки — огрубевшие, в трещинах, с облупившимся лаком. Когда-то она работала медсестрой в районной больнице, мечтала о карьере. Потом встретила Сергея, забеременела… А после декрета свекровь божилась, что невестке дома дел хватит. «Серёжа зарплату хорошую получает, зачем тебе эта больница? Ребёнок — вот твоя работа». Сергей кивал. Потом родился Ванюшка, и вопросы отпали сами.
За ужином царило молчание. Лишь Сонечка, внучка младшего сына свекрови — Лехи, трещала без умолку.
— А мне мама новую кофточку купила! С блёстками! Я в ней как Снежная королева!
— Конечно, лапочка, — умилялась Марфа Игнатьевна. — Ты у нас самая красивая.
— Бабуль, а почему тётя Алёна всегда в одном и том же ходит? У неё что, других вещей нет?
Ложка в руке Алёны задрожала.
— Сонь, так невежливо, — одёрнула свекровь, но в голосе слышалось удовольствие.
— У тёти Алёны другие заботы, — продолжила она. — Не до нарядов ей.
— Мам, давай завтра после пар по магазинам, — вдруг сказала Настя. — Купим тебе что-нибудь. Я стипендию получила.
Алёна покачала головой:
— Не траться, у меня всё есть.
— Лучше бы на учебники, — пробурчал Сергей. — Сессия на носу, а она о шмотках.
Настя сверкнула глазами:
— У меня все книги есть. А почему маме вообще ничего нельзя? Почему ей вечно всё не по карману?
— Насть, хватит, — попросила Алёна. — Давайте просто поужинаем.
— Нет! — дочь швырнула вилку. — Почему у бабки новый телик, у тебя, пап, последний айфон, у Соньки — кукла за пять тысяч, а у мамы даже нормальных туфель нет?
— Ты как с отцом разговариваешь? — Сергей побагровел.
— А ты как с матерью обращаешься? — Настя не сдавалась. — Она тут вообще кто? Приживалка?
Дверь хлопнула. Алёна встала, дрожа:
— Настя, иди в комнату.
Свекровь качала головой:
— Совсем распустили барышню. Ни стыда, ни совести.
Алёна молча убирала со стола. Внутри копилось что-то тёмное, тяжёлое. Двадцать лет в этом доме — и кто она? Чужая.
Ночью, глядя в потолок, Алёна вспоминала молодость. Как влюбилась в Сергея — статного парня с военной выправкой. Как он дарил ей ромашки и бил морды хулиганам у школы. Тогда она ещё жила с родителями в соседнем посёлке. Скромная девчонка из семьи учителей.
Свадьбу гуляНа следующий день, сжав в руке диплом, Алёна вышла из дома, твёрдо решив, что с сегодня её жизнь наконец-то начнётся.
