В тот самый день, когда Илья привел Ксеню к себе домой, его мать, Елена Григорьевна, смерила её взглядом, полным презрения, как будто оценивала убогий товар на рынке. — А кто это с тобой? — шепнула она, наклонившись ближе, чтобы никто не услышал, но в её голосе было отравоносное яд. — Сыночек, неужели ты не мог выбрать себе девушку постарательнее? Посмотри на её цвет кожи… Похоже на дочь какой-то села с севера.
Ксения была смуглянкой, с вьющимися волосами и глазами, что скользили, как темная талая вода. Работала в книжном магазине на набережной, училась на педагога, была доброй. Но в доме Ильи её коричневая кожа воспринималась как грех.
Елена Григорьевна всю жизнь мечтала «улучшать род». С детства Илье мазала лицо белыми кремами и говорила, что он «наследник блондинов из линии деда-шляхтича». Носить серые и белые цвета, потому что «темные делают его слишком темным».
— Подумай о своих детях, родной. Хочешь, чтобы у них были лица, как полотно в сауне? Блондинки ценятся выше… В них течет лучшая кровь.
Илья, чья кожа действительно была бледной, начал сомневаться. А Ксения молча сражалась за его доверие. Но даже этого оказалось недостаточно.
Однажды Елена Григорьевна прямо сказала:
— Как жаль, что мой сын влюбился в такую девушку. Он мог бы прийти к нам с невестой из приличной семьи.
Ненависти хватило, чтобы они не поженились. Мать всё вмешивалась. Но случилось непредвиденное: Ксения забеременела. И тогда началась настоящая буря.
— Ты всю машину упустил, Илюша! Эта северяночка тебя взяла в оборот! Всё ещё можно исправить. Знаком, я знаю гораздо лучше…
И появилась Дарья: блондинка с зелеными глазами, дочь владельца цепочки модных кафе у метро. В ней пахло дорогими духовами, говорила она, как дочь закоренелого интеллигента, и её фамилия «вела свою родословную с времен империи».
— Посмотри, Илюш, эту девушку. Представь, какие белоснежные внуки могут родиться.
Илья начал встречаться с Дарьей втайне. Ксения, дома с шестимесячной дочкой, замечала его отстранение. Но молчала. В душе любила его.
Малышку назвали Глебой. То есть девочка, но Ксения дала ей мужское имя, чтобы защитить от проклятий матери Ильи. Когда Елена Григорьевна увидела дочь, смахнула ее как насекомое:
— Эта не моя внучка. Посмотри на эту смуглость. Такой крови я не приемлю.
— Но… у неё глаза как у тебя… — выдохнула Ксения, трясясь.
— Не смей называть меня бабушкой! Эта девочка не из нашей галереи. Тем более ты.
Илья, отравленный словами матери и околдованный Дарьей, принял решение. Однажды ночью, в тишине, он собрал вещи.
— Я ухожу, Ксения, — сказал, не глядя на неё. — Это смысла продолжать.
— Что?! Что ты говоришь?! Это твоя дочь!
— Это ошибка. Цепь, которая не дает мне расти. Дарья — мое будущее. Вы — мой прошлый уклад.
— Как ты можешь так говорить?! Я любила тебя всей душой!
— Я же понял, что мы друг другу не подходим. Я из семьи хорошей. А ты… ты — привычка.
И ушел. Обозвал порог, как позабытую страсть. Свадьба с Дарьей была грандиозной. Стала темой телешоу. А молодожены развелись после месяца, как сухой майонез на сковороде.
Дарья оказалась капризной и изменчивой. Дядя Максим, её отец, начал относиться к Илье как к временному менеджеру.
— Послушай, жилец… Не забудь, что моя дочь заслуживает снега на голове… Иначе ломай кабинет.
Илья глотал гордость, пока не вернулся домой, узнал о Дарьиной связи с приключением в бывших коврах.
— Не думал, что пошлянки вроде меня примут друг друга, — сказала она, смеясь. — Меняла тебя из жалости.
Скандал дошёл до Максима. Громкие слова, тяжелые руки, угрозы. Илья остался без жилья, без дочери и с израненным сердцем.
Вернулся к матери, но Елена Григорьевна встретила его с нахлобученным чайником:
— Это всё твоя вина! Ты упустил белоснежную невесту. Ты негодяй!
— Она соврала! Зачем ты её защищаешь?!
— Ты должен был терпеть! Блондинки — из высокого сосла. А смуглянок… особенно если они дают смуглых внуков, — сделай глухими!
Илья взорвался.
— Ты сама Змей Горыныч, Маман! Ты сожгла нашу семью!
И ушел.
Стал дальнобоем, ускользая от прошлого. Три года возил самосвалы по Сибири. Пока однажды, под тающим снегом, не уснул за рулем. Тонна кирпича взлетела в воздух с треском. Его жизнь разбила коктейль из металла и боли.
Спинной хребет — трещотка, нога — подорванная пешка. Вернулся в родной город на костылях. Мать закрыла дверь.
И однажды увидел их: Ксения с девочкой, той, что похожа на него, но выросла в уюте базара.
— Ксения… — выдохнул он, крича сердцем.
Она посмотрела. Узнала. Но не бросилась в объятия.
— Что тебе нужно, Илья?
— Посмотреть на мою дочь… попросить прощения…
— Ты не отец Глебы. Его зовут Антон. Он был здесь, когда ты бежал. Он дал ей фамилию. И любит без предрассудков.
— Но… она моя! Её глаза — мои!
— Да. Но ты сбежал, как вор. Ты бросил нас в нищете. Дочь лежала с лихорадкой. А где ты был?
Илья дрожал, плакал.
— Я не знал…
— Ты не хотел знать! Ты выбрал «ближние цвета кожи» вместо любви. Рад за свою белую жену? Ты хоть был счастлив?
Илья не мог ответить.
— А теперь… кому помогал? — спросила она. — Антону, мяснику. Он дал нам тепло. Он — настоящий отец. А ты… не знаешь, как зовут своего ребёнка.
Подошел Антон: смуглый, крепкий, с руки работяги — как самые надёжные рабочие на стройке. Обнял Ксению и девочку.
— Всё в порядке, любовь моя?
— Да, этот человек ищет потерянный приз.
— А ты — тот, кто бросил свою семью ради образа светлая? — спросил Антон, глядя на Илью с презрением. — Глеба, поздоровайся с тевушкой.
— Привет… — пробормотала девочка робко.
Илья сломался.
— Прости меня, Ксения…
— Нет. Ты сам выбрал. Свою «чистую кровь», ты бросил нас. Ужасно жить с этим?
Они ушли, держась за руки. Как настоящие семьи.
В ту ночь Илья написал письмо, которое никогда не отправил:
Глеба, моя дорогая дочка:
Папа, чьим кровь ты унаследовала, был трусом. Он выбрал шаблон внешности вместо любви. Я пропустил твои первые шаги, твои первые слова, ради ерунды, которую мне внучила мать.
Твой настоящий папа — Антон. Он выбрал тебя, его защищал, он тебя достоин.
Надеюсь, однажды ты всё же поймешь меня. Но если нет — я тебя понимаю.
С любовью и вечным сожалением,
— Илья
Ночь опустилась. Илья порвал письмо на лоскуты и отпустил их с ветерком. Некоторые шансы, когда упущены, остаются навсегда под снегом.
Елена Григорьевна умерла холостой, не увидев ни внука, ни внука. Илья так и не встал по-настоящему. А Глеба выросла счастливой, не зная, что когда-то её отец был слеп, чтобы видеть любовь, лишь предрассудки.