В среду я вернулась с рынка, тяжело взбежав по ступеням пятиэтажного дома. В ведрах — помидоры, лук, картошка, литр молока, но я не сэкономила. Бабушка учила: «Сначала купи хорошее, потом дешевое — и всё равно будешь жаловаться». Пенсия у меня достойная, но цены выросли. Телоскоп с подшивками на боку — всё в порядке, я привыкла.
Квартира солнечная, но осенняя тишина давит. Разложила продукты. Тут и хлеб, и икра — помню, как мы с Сережей делали снеговые булыжники, а отец рассказывал сказку про морского котика. Теперь и троих разных людей, нужных мне, нет. Вчера звонила, но на автоответчике — «Абонент временно недоступен». Ещё бы, бизнес он вырос…
Вспомнила, как мальчиком он носил мне душистые лапчатки из парка. С ним вместе по воскресеньям ходили в «Первый магазин» — там брали любимое мороженое. А теперь…
Перед сном посмотрела «Очень страшная история» — любимый сериал. Мама кричала, что я переусердствую, но я знала, что бабушка любит, когда её боятся. Так и теперь — я врываюсь в чужую жизнь, а мне не отвечают.
Сережа — наш гордость. Взял меня с собой, когда отец исчез. Каждую ночь перед сном курил, просил простить, что оставил меня. Спросила? Нет, не стала. Пусть лучше так. Он рос терпением, трудился в трактирах, пока не устроился в банк. Потом студировался — в Пскове, потом в Москве. Помню, как он возвращался, держа строительные проекты, и говорил: «Мам, через пять лет куплю тебе дом». А теперь он живёт в особняке под Наро-Фоминском.
Соседка Зинаида звонила вчера, предлагает пирожки. Весь день молчала у телефона. Ей больно, что я не отвечаю. Да и мне… трудно. Мы с Зинаидой пили чай, смотрели как мимо пробегали с велосипедами выросшие дети, и она рассказывала, как её сыну по-прежнему нужны её блины.
В соцсетях заметила фото Сережи. Серенькое лицо, чёрные очки, рядом жена — Алёна, и пёс Бобик. Подпись: «Новый дом! Благодарю за поддержку!» Что они обо мне? И моя ли это кровь?
Попробовала написать в чат: «Серёга, приезжай. Я сварила узвар». Через час ответ: «Мам, сейчас нельзя. Жена в декрете, брокер требует бумаги». Как будто я не правнучка, которую можно вычеркнуть.
Соседка советовала вызвать врача, но я не хочу. Пусть он видит, как я стала жалкой. Не то что моя прабабка — в свои сто два года ухаживала за садом!
Вчера кинула письмо: «Серёг, это не оправдание. Ты забыл, как я читаю тебе «Сказку о царе Салтане»?» Ни ответа, ни привета. Елена из соцпомощи говорит: «Женщины в вашем возрасте часто скрывают боль, чтобы не тревожить детей». Но мы же не в лесу живём, а в городе, где всё под лампочками.
Сегодня подруга Татьяна предложила поехать к сыну. «Мама, ты не обуза! Он тебя любит, просто он не понимает, как. Говори чаще». Скривилась. Не хочу ему потакать. Он же всегда боялся, что я трону его «дела».
Но вчера кинула: «Я здорова? Нет. Где ты? Пиши». Через два дня пришло: «Прости, мам. С компьютера напишу позже».
Сейчас просматриваю фотоальбом. Сережа в подростковом возрасте, с дедом, которым теперь и не стало. Те, с кем я могла поделиться болью, ушли. Осталась я…
Последний шанс — Новый год. Накрыла стол: уха, капуста, пирожки. Звоню, жду… Минута, две… А потом, когда телек начал поздравления, понимаю: он опять работает. Только один короткий смс: «С НГ, мам!»
Елена присылает психолога. Он говорит: «Старшее поколение часто игнорирует помощь, но это опасно. Сплетай с белыми грибами, расскажи сыну, пусть купит тебе шапку». Но если он не может даже приехать, как может помочь?
Сегодня внуки Зинаиды принесли мороженое. Слаадж всё ещё любимое, хотя теперь и с кофе. «Дедушка, Танечка?» — спросили они. Я улыбнулась. Кто они, наверное, из разных значительно успешных семей? Как, впрочем, и мой Серёга.
Вчера вечером отправила: «Приезжай. Ты у нас самый большой сын». Ответ через час: «Завтра утром приеду, бабушка».
Ночь долгая. Вот, сегодня увидим. Надеюсь, он не забыл, как в детстве я укладывала ему сны, а он просыпался с улыбкой.
