Сорвалился утром
— Ты и подумать не смел так со мной поступить! — Иван Петрович с кулаком застучал по столу, отчего чашка с чаем вздрогнула и перевернулась. Тёмная жидкость полилась по белой скатерти.
— Да что тебе взбучку из меня делать? Подумаешь, тридцать лет терплю твои выходки! — Ольга выпрямилась, руки скрестила на груди, глаза сурово сверкнули.
— Какие ещё выходки, если я хочу, чтобы жена дома сидела, а не шаталась по коммерческим делам? — Он попытался вытирать скатерть салфеткой, но пятно лишь расплылось.
— Я для тебя домработница, бабушка, уборщица, а не жена! Сколько ты не спрашивал, как я себя чувствую? Что у меня на душе? — Ольга развернулась, спустила заколку, и серебристые пряди рассыпались по плечам.
Иван застыл. За тридцать лет они ссорились, но никогда не так. Жена всегда молчала, уступала. А теперь…
— Оленька, ты чего? — Он потопал в прихожую. — Что случилось?
— Устала, вот что. — Она вытащила чемодан из подвала, тот же, что нёс в поездку в Сочи в двадцать пять.
— Куда собралась? — В груди задрожало.
— К Тане. — Коротко, сухо.
— К Татьяне? В Екатеринбург? Сейчас? — Он не мог поверить. — Иван, ты в своём уме? А что с домом? С уборкой?
Ольга отвернулась. Он сел на диван, потом вскочил, потом снова сел.
— Оленька, давай поговорим! — Когда чемодан наполнился.
— Поздно, Иван. Тридцать лет говорить пыталась. Ты меня слышал?
Он опустил глаза. Нет слов.
— Позвонила Эле. Подруге. Согласилась на пару дней. Деньги оставила. Бельё в прачечную на углу. Вот адрес. — Она подала бумажку.
— Не хочу чужой бабки ужинать! — Он смял бумагу.
— А я не хочу прислугой. — Хладнокровно. — Таня давно угла побила, надо было съездить.
— Надолго? — Сердце стучало.
— Не узнаю. — Пожала плечами.
Она ушла. Дверь хлопнула. В прихожей, в тишине, он сидел.
Первыми днями было притомно. Эле готовила, убиралась, но еда не шла, а квартира казалась пустой. Он звонил — Ольга молчала. Через неделю вынул дочь.
— Танечка, мама у тебя? — Дочь отвечала сухо.
— Пап, она сама выбрала. Дай побыть.
— Тридцать лет всё было, а теперь…
— Пап, пап, ты правда думал, что всё было нормально?
— Ничего не было не так!
— Пап, мама жила твоей жизнью. Ей нужен был отдых. Дай обдумать.
— Сколько?
— Сколько нужно.
Виктор сел на диван, голову руками. Что с ним? Машину держал, работу, уважение. Чего ей ещё?
Недели миновали. Он похудел. Эле посматривала сочувственно. Однажды спросила:
— Пишите Ольге письмом. Позвонить не хочет.
— Письмо? — Вскинул брови.
— Бумага, ручка. Прежде ведь так говорили.
Дома, оставшись один, вытащил лист, руки дрожали.
«Олька, я не понял, что случилось. Без тебя плохо. Еда не та, квартира пустая. Вернись. Твой Иван».
Письмо пришло неделю спустя.
«Иван, я проснулась и поняла: целыми годами не жила. Рисовать хотела, а ты сказал — блажь, возраст. Таня учила, получалось. Плаваю каждое утро, чувствую себя как двадцатилетняя. Не знаю, вернусь. Жизнь не пустая».
Виктор перечитал. Что-то внутри таяло. Вспомнил, как молодая Олька в музеи сияла, говорила о художниках. Потом работа, быт, дочь — и мечты ушли.
Вновь написал:
«Прости, Оленька. Не понимал, что делаю тебя больной. Подумай, чего ты хочешь. Прости меня».
Ответ пришёл:
«Иван, если хочешь — начни с себя. Найди, что важно. Потом будем».
Сидел на балконе, курил, смотрел закат. «Найди себя». Кто он без работы? Он считал себя уважаемым, а внутри — пустота.
Редко гулял. В парке увидел выставку. Набрал билет, вошёл. Картины с деревьями, полями. Одна — букет полевых цветов в вазе. Вспомнил, как они собирался букет в молодости.
— Нравится? — Пожилой художник улыбнулся. — Приходите в школу, поздно не бывает.
— Запишусь. — Уже решил.
Написал:
«Я иду в художнюю школу. Ты права.»
Ответил через день:
«Так иду. Как?»
Так началась переписка. Он описывал картины, миры, которых не замечал. Она писала о новых друзьях, помощи внукам. Как-то не вдруг, а понемногу стали друг друга вспоминать.
Три месяца спустя купил билет в Екатеринбург. Утром прилетел. Открыл дверь — Ольга. Не та, какой оставил, а улыбающаяся, с букетом цветов.
— Иван? — голос.
— Я, — протянул цветы. — Нашёл себя. Теперь хочу нас. Если ты пожелаешь.
Ольга стояла долго, потом отступила.
— Чаю?
— С радостью.
Сидели у Тани, пили чай, разговаривали. Правда.
— Оль, я всё понял. Работа-дом-телевизор. Требовал того же от тебя. Прости.
— Я не вернусь. Не сейчас.
Кивнул:
— Но приезжать буду? Писать? Хочу узнать тебя.
— Можно. — Улыбнулась. — Может, это не конец, а начало новое.
— Новое начало. — Пожал руку. — Мне нравится.
Ольга не отвела. Он понял: всё ещё возможно. Что не всё теряно. Иногда уехать не попрощавшись нужно, чтобы осознать — главное не уют, не порядок, а быть самим собой и любить так, как есть.
