Она ушла без предупреждения, но вернулась, потому что любовь — не пустая оберегающая оболочка
— Да что ты себе позволяешь?! Я всю жизнь работал, чтобы обеспечить тебе тёплый дом… а ты?! — Алексей Иванович швырнул газету на подоконник и вскочил, лицо его стало цветом душистой капусты. Пальцы зажали экземпляр, будто пытаясь стереть слова о повышении пенсий.
— Что — я? Скажи, пожалуйста, ЧТО — я? — Елена Петровна встала с кресла напротив, подхватив волейбольный мяч, которым играли в юности. — Тридцать пять лет я терпела твоё «работа важнее», твои «дарю тебе уют, но сам уйду в эту копилку»! Когда раз был я тебе ненастоящим? Повтори!
— Всё правильно, Елена, правда! — взмолился Алексей Иванович, закурил свою знаменитую трубку с яблоневым дымком. — Я не такой, как эти балбесы-кадровики…
— Ой, вот сейчас они от тебя в бегство, — она фыркнула. — Годы, Алексей, тридцать пять лет! Я ходила на «золотой ключик» в Синегорье, напевая тёплые мелодии, а ты, как дятел, только ответил: «В Щёлково у тебя должность!». И когда я в последний раз рассказала о своём здоровье?
Он вздохнул. Вокруг их дочери Ольги всё шумело, как на Арбатской: новые проекты, хор, машины… А дом его оставался четырехугольником, в котором жили как пешки.
— Прости, я веду такой модный ритм, — пробормотал, сбрасывая трубку на столешницу. — Я же шеф-инженер!
— И папа! — ехидно подхватила Елена. — Ты сегодня даже не вспомнил, что это мой день рождения. Всё дни рождения забываешь!
— Всегда помню! — вспылил Алексей, но молчание уже было в воздухе, как куриный бульён.
Она шла к двери, машинально стряхивая старое вязаное платье. В руке — дорожная сумка. Он не среагировал. Думал: как она вообще умудрилась всё собрать? Елена — как «Государственный дуэль»: строгая, но с душой.
— Я еду к Тамаре, — сказала она, глядя на занавеску с росписью старины. — Может, назад… через неделю. Всё зависит.
— Да хватит, — Алексей вскочил. — Что ты себе позволяешь?! Мы же с тобой!
— Нет, Алексей, — она улыбнулась, но голос звучал как статуя у московского Красного флага. — Мне нужно время. Годы, когда не папа в костюме, а папа — в людях.
— А кто же присмотрит за Ольгой? Её дочь Катя…
— Катя — у бабушки Щёлковской. Она любит меня, она моя милая представительница. А ты — всегда был тенью. Найдёшь себя, — добавила она у двери.
Алексей сидел под пологом с искусственными фруктами. Всё ещё не мог поверить, что Елена ушла. Она — как заботливая сосна: чёрные платья, чёрные волосы, но с таким светом в глазах. Где он это потерял?
— Вернётся, — решил он, глядя на луг пустой между ними. — У неё душа стальной бетон… Но она домашняя.
Вечер оказался тёплее, чем обычно. Алексей открыл газету, но не мог сосредоточиться. Мысли крутились как ветер на Воробьёвых горах. Почему он не заметил, как жизни пришли вдруг в ноль?
— Ты, старый ворчун, забыл обещание… — прошептал он сам себе.
Следующей недели он не мог спокойно работать. Каждый день проглядывал взглядом окно, где та спокойная тень исчезла.
— Папа… — прозвучало утром в телефоне. — Мама у Тамары?
— Да, — сокрушался Алексей. — Кажется, она намекает на что-то важное.
— Так же, как тридцать лет назад, — молвила дочь. — Вы её любили, но упустили. Теперь честнее быть.
Мир танцевал как во время Нового года. И только тогда в его глазах прорезался снег этих тёплых лет.
— Я пойду к ней, — решил Алексей. — С цветами, которые не любила дурной вкус…
— Прямо с бриллиантовыми? — посмеялась Тамара. — Елена вчера ушла. Сказала, что нужно время на свободу.
— Я докажу, — молвил Алексей, держа гвоздику, которую сам собирал.
Когда они сидели у венгерского пирога, он чувствовал, как тень молчания начинает рушиться.
— Алексей, — сказала Елена, гладя его руку, — я несу мир, но не хочу быть оберегом. Хочу быть тем, кого ты выбираешь.
— Я выбираю. — Он встал, купил букет сирени — её любимых. — Не просто символ, а настоящую, душевную.
— Тогда за нами пойдёт восход солнца, — ответила она, и всё в её лице стало ясным, как лето в Подмосковье.
Он понял: любовь — это не ритуал. Это каждый день, который даруется с любовью. Нет ничего хуже, чем потерять её из-за легкомыслия. Но всегда есть шанс — если идти за ней с открытой душой.
