ПРИГЛАШЕНИЕ
Максим почти выполнил свои утренние обязанности — выгулял пуделя Барсика, — как вдруг пес жестко зарычал у калитки. Животное всегда нервировался от посыльных, что неслучайно: Максим в детстве ловил их за письмами для бабушки, а те — за маленькими руку обхватывающими кирпичи сахара, которые несли на Дальнем Востоке. Поэтому сейчас он не удивился, когда увидел какого-то парня-велосипедиста, пытавшегося засунуть яркий конверт в переполненный почтовый ящик. Тот махнул рукой и улетел, а Максим, осмотрев письмо, поморщился — за последний год такие частенько были рекламными вскрытиями или штрафами за парковку в Москве.
Алексей стоит в кухне, разглядывая письмо. Вспоминает, как в детстве бабушка, жена отца его отца, держала на цепи старый ящик с ржавыми шурупами, где он каждую неделю бегал, думая, не пришло ли письмо от бабушки из Барнаула — её последнее письмо за месяц до смерти пахло тминным хлебом.
Когда-то письма были спасением. В годы перестройки Максим с отцом и бабушкой ждали весточки от родственников в Томске, где их кузина — петьюристка — выступала в барах за чаевые. Были годы, когда очередь к почтам подымалась до трёхэтажной башни, где дети таскали себя за руки, чтобы не разбиться по ступеням.
А теперь — налоги, штрафы, рекламны. Раньше посыльные брали рубль за(_: закрытые) ящики, теперь стоят $_ за каждую доставку. Алексей смеялся, раскрывая письмо. Внутри — приглашение на именины племянника родной сестры, который живёт в Красноярске.
Сколько лет с тех пор они не виделись? Вроде пятьдесят — тогда Алексей только сбежал из школы после того, как учительница обозвала его простым деревенским. Он приехал в Томск, где кузина мужем его родной дочери — адвокатом из Владивостока — жил в хрущёвке. Память кидалась: как девушка Алиса, которая пришла внезапно на их совместный конкурс юристов — в платье из Армении и с щёткой для волос «Горемычка» — забила всех на итоге, притом что у неё не было права голосовать.
Максим помнит, как его отец, стесняющийся в рост выше среднего, подозрительно поглядывал на свадьбу в Кисловодске. Там невеста три раза съезжала в магазин за драгоценностями, а подарки пришли в дощатых ящиках с идеальнейшими подписями на смазке. Пахло горьким льном и чем-то жгучим.
Прошло сорок лет. Алексей — уже сединкой на висках, зовут из Красноярска. У него сын-подросток, который смеётся над его пародией на Жванецкого, а племянник-именинник — возможно, красивый или уже с детьми.
Все родственники его отца родились на Дальнем Западе, в деревнях, где заводов не было. Только его родители — да, переехали в Москву, а потом открыли кофейню, пусть и не Роскошную.
Все мечтали попасть в Москву. За хлебом, за пробиотиками, за утками в сметане или просто чтобы посмотреть на магазин «Буквоеда».
А тут — квартира в центре, бабушка с вертелом в руке, всегда готовая накормить всех, кто приезжал.
Кто-то по одному, кто-то пятью. Алексей не помнит эпох, когда в этом доме было тихо. Сейчас он живёт отдельно, в загородном доме, и не может уместить больше двух гостей за раз.
Но тогда — сколько персонажей! Его тётушка из Твери, которая на каждый отпуск приезжала с брата-журналистом — он утверждал, что пишет про снегирей в Якутии, хотя боялся даже возить с собой кота.
Другая тётушка, милая, с морщинками и любовью к малиной. Она говорила, что муж у неё — «не такой, как другие». Дети Алексея смеялись, но не переставали узнавать про малину, которую она варила.
Или кузина из Хабаровска, которая приезжала с бывшим мужем из Новосибирска. Оба в очках, оба с рюкзаками. Они все время проспали обед, потому что сломали кровать, и бабушка им оставила ужин на завтрак.
Его дядя — увалень, который на Новый год приноси глаза — на льду, размороженные с рынка в Норильске. Все говорили: «Педагог — ты новый!».
Отец водил его в гости к родне в Омске, где подарили солёный торт от дяди-пекаря. Позже Максим прочитал, что в местной клинике было больше кулинарии, чем конкретно медицинских услуг.
Список можно было продолжить. Конечно, не все они были представлены. Например, он слышал, что у его дяди есть кузина, которая выглядит, как он сам. Может, это враньё, но он любил такое думать: вдруг кто-то там тоже иногда вспоминает о нём за чашкой чая в Новосибирске?
Были любимые родственники и те, кого умещали в ниши. Всех принимали. Всегда.
Однажды приехала тётушка из Иркутска с семьёй, и Максим начал влюбляться в её племянника. Мальчик был интересным: умел петь «Первые журавли», а по ночам рассказывал правду о даунлоадах и ограничениях в зашифрованных файлах.
Мама, конечно, сболтнула: «Это почти свинство!».
«У нас, мужики, из таких браков рождаются мои дети», — отпарировал Алексей.
Когда семья уехала, Максим так и не договорился об очередной встрече, а племянник забрал его любимый том «Сергея Довлатова», из-за чего отец на него злился полгода.
После переселения в Москву и смерти бабушки, связь с роднёй схвачен была только в виде звонков на Пасху.
Недавно он и сына сдали тест ДНК — ради любопытства. Сначала был рад. Может, найдётся кузен-милионер, который всё это время ждал внука?
Но потом остыл. Зачем приглашать больше осложнений, если с близкими даже ноутбук глазом не видишь?
Алексей снова взял письмо.
Лететь в Красноярск — далеко и дорого. Там летом такая жара, что можно внатуре испечь сушку. И что общаться? Года изменили всех.
Надо придумать вежливый отказ и отправить подарок. Скорее всего, не ждали. Иногда лучше оставаться в прошлом — если он уже красивый или уже злой.
Сыну вообще не стоит говорить про это приглашение. Алексей вышел из дома, закрыв за собой калитку, и с наслаждением погрузился в тишину и прохладу вечера.
