Вспоминаю ту давнюю весну, как вчера. Алёна, вот увидишь, эта старая бабка опять нас к себе зазовёт! – Слава нервно стучал пальцами по рулю. – И ты, как всегда, согласишься!
– Не называй её так, – Алина устала вздыхать. – Елизавета Ивановна – мать моего отца, и она совсем одна. Неужели тебе её не жалко?
– Жалко у пчёлки, – отрезал Слава. – Последние пять лет только и делаем, что ездим к ней каждые выходные. А она? Хоть раз сказала спасибо? Всегда недовольна: то борщ непропит, то подоконник не почистили…
Алина молчала, взгляд устремлён в окно, где мимо пролетали деревья. Дорога к дому бабушки мужа всегда казалась бесконечной, хотя от Владимира до её усадьбы путь был недолгим. Эти поездки стали камнем преткновения в их семье, но Алина верила, что старость Елизаветы требует внимания. В её сердце жила тень вины за то, что не отвернуться от алчных глаз матери жизни.
– И вообще, почему после смерти отца мы должны возиться с его матерью? – продолжал Слава. – У неё есть ещё сын – Олег, дядя твой. Почему он не помогает?
– Ты же знаешь, он в Москве живёт…
– И что? Раз в год не может приехать? Или деньги прислать? Ах да, чего забыл, у него же важнее дела!
Машина свернула на лесную дорогу. Впереди маячил старый флигель с резными наличниками. Несмотря на возраст, усадьба казалась живой: подстриженный сад, аккуратные бордюры, клумбы с лилиями и ромашками.
– Приехали, – тихо произнесла Алина.
Слава выключил двигатель и посмотрел на жену.
– Надеюсь, сегодня обойдётся без её причитаний про суставы.
– Елизавета уже восемьдесят четыре, – усмехнулась Алина. – В её годы боли – дело привычное.
С плавным скрипом дверей на пороге показалась сухонькая старушка в красном платке, накинутом на чистое платье. Волосы казались прядями лёгкого пламени, а в глазах теснились годы смирения.
– Приехали, молодцы! – её голос звучал гораздо звонче, чем седина на голове. – А я уж думала, всё, не довезёт чёрт до меня.
– Здравствуйте, Елизавета Ивановна, – Алина вытащила сумки с хлебом и овощами. – Привезли всё, как просили.
Слава лишь кивнул и открыл дверь калитки в сад.
– Я пирогов завела. С творогом и смородиной. Знаю, что мои пироги врагу не даю – они ценят, – суетилась Елизавета Ивановна.
Алина вошла в дом, следуя за свекровью. Внутри пахло мятой и орешком, на кухне в глиняной чаше уже пыхтел самовар, а/table увешан пирожками.
– Елизавета Ивановна, вам же нельзя часами на ногах стоять, – с упрёком напомнила Алина. – Мы бы и сами что-то приготовили.
– Ах, дочка моя, – вздохнула старушка. – Всю жизнь за печью простояла, привыкла. Даже в пожилости руки ждут, когда тесто заквасится.
Слава, меняясь во дворе дрова, притащил охапку древесины.
– Елизавета, у вас опять дрова на исходе. Схожу к Петровым, попрошу завтра привезти.
– Гороховый будет, – пошутила Елизавета, улыбнувшись. – Ты как брат – велел, сделал. Царствие ему небесное…
Слава нахмурился. Упоминания брата Олега вызывали у него смесь обиды и недоумения. Всю жизнь отец Семён сцементировал семью, работал на заводе, росил сыновей. А младший брат избрал путь московской суеты, словно сбежал от родной земли.
– Садитесь чай пить, – Елизавета Ивановна засуетилась. – Алина, покажи в шкафчик малиновое варенье. Оно специальное для вас берегу.
Стол превратился в мост времен. Старуха расспрашивала о городской суете, о друзьях, о здоровье. Слава отвечал односложными фразами, а Алина с подогретым сердцем оживляла беседу.
– А дети когда заведёте? – внезапно спросила Елизавета. – Мне бы правнуков внушила перед смертью.
Слава поперхнулся. Эта тема надрывала каждый раз, когда они приезжали.
– Елизавета Ивановна, – осторожно начала Алина, – вы же знаете, сейчас у нас тяжёлый период. Слава на повышение идёт, я только в новое учебное заведение перевёлся…
– Работа изработает душу, – грустно улыбнулась Елизавета Ивановна. – И Семён вон работал, а потом раз – и нет человека. А детки-то они радость в старости. Мне вот только вы и остались…
После чаепития Алина принялась за посуду, а Слава починил крышу сарая. Вечер оказался уютным, пока они не обнаружили, что Елизавета Ивановна сидит в кресле с пожелтевшим альбомом.
– Алёночка, – позвала она. – Посмотри на фото.
Алина устроилась рядом. Всякий раз, приезжая сюда, бабушка показывала одни и те же снимки. Но сегодня её взгляд был иным, как будто в морщинах пожелтевшего снимка таились долгие годы.
– Вот, смотри, – указала она на жену с мужчиной. – Это я с Иваном, моим мужем. Тогда только поженились.
– Вы такая красивая на этом фото, – искренне восхитилась Алина.
– Да, считалась первой красавицей на деревне, – улыбнулась Елизавета Ивановна. – Иван три года за мной ухаживал, а я была горда как петух.
Перевернув страницу, она показала двух мальчиков.
– А вот мои мальчики – Семён и Олег. Семён – достоинство отца, упрям как русский колос. А Олег – моё живое зерно, весёлый.
– Елизавета Ивановна, а почему вы так редко видитесь с Олегом? – осторожно спросила Алина.
Старушка вздохнула и закрыла альбом.
– Виноватая я перед ним, – спохватилась она. – Всю жизнь Семёна больше любила. Он старший, помочь часов не ждал. А Олег… он был позже, когда сил не хватало, да и характером в меня – такой же своенравный. Каждый день ссоры.
Алина впервые видела свекровь смятённой, а не с бесстрастным лицом гостьи.
– Когда Иван ушёл, Семён уже взрослый был, работал, семью завёл. А Олег – ещё учился. Сила души уходила, но мы ценность в нём не нашли. Скоро через его волю сбежал в Москву, сказал, что здесь жизни нет.
В этот момент скрипнула дверь, и в комнату вошёл Слава, весь покрытый пылью.
– Крышу подлатал, – сказал он. – Должна до следующего лета продержаться.
– Спасибо, милый, – Елизавета Ивановна направилась на кухню. – Сейчас руки помоешь, я тебе окрошки налью. Помню, у тебя всегда жиденькая.
Слава не стал возражать. В её глазах мелькнул редкий огонь любви.
Вечер прошёл мирно. Елизавета Ивановна спрашивала о планах на отпуск, давала советы по саду. Слава немного отогревался, даже смеялся.
Когда наступило время уехать, Елизавета Ивановна, как обычно, напихала им продуктов. Алина сопротивлялась, но старушка настаивала, что ей самой не хватит.
В машине Слава глянул на жену.
– Ты знаешь, сегодня бабушка была не такая как обычно…
– В смысле? – повернула Алина голову.
– Как будто открылась. Обычно ворчит, а сегодня больше слушала.
– Да, я тоже заметила. И про Олега говорила… Признала, что была несправедлива.
– Правда? – удивился Слава. – Никогда бы не подумал.
Домой вернулись поздно. Расставляя гостинцы, Алина обнаружила письмо, адресованное ей. В нём было написано:
**»Дорогая моя Алёночка!**
**Пишу тебе, потому что сказать вслух не решаюсь. Старая я стала, а гордость осталась. Спасибо за то, что приводите Славку, хоть он и дёргается. Вижу, как он морщится – но переживает. Не обижайтесь, заслужила.**
**Не смогла я детям дать полноценно любви. Семёна научила ответственности, а Олега оттолкнула своей холодностью. Теперь одна осталась. Но, видя, как вы двое соединяетесь, – легче становится. Значит, не всё плохого научила.**
**Когда у вас появятся дети, научите их, как не забывать бабушку, хоть я и ворчливая. Хочу, чтобы в доме смех дольше жил.**
**Береги Славу и себя.»**
Алина плакала, перечитывая её последнюю любовь.Никогда не думала, что столько затали в старости.
Позже она вызвала Олега в Москве. Телефон дозвонился через час, но на ответе был холод.
– Откуда у вас мой номер? – спросил Олег.
– Я жена Славы. Елизавета… ваша мама… скучает.
Повисло молчание.
– Передайте ей, что я занят, – отрезал Олег.
– Она признаёт, что несправедлива к вам, – быстро сказала Алина. – Она часто смотрит ваши детские фотографии…
Снова молчание. Потом гудки.
Всю неделю Алина думала о письме. В пятницу вечером она сказала Славе:
– Слав, завтра утром едем к бабушке. Огород нужно вскопать.
Слав удивлённо поднял брови. Он слушал, как всё, что мать потеряла в сыне.
– Никогда не думал, что она в этом будущем, – наконец сказал он. – Она всегда казалась такой… землёй-то была?
– Это и есть старость – когда любовь скрывается под заботой. Ей не хватает тепла.
Когда они подъехали, Слав заметил, что ворота не заперты. Это было странно – Елизавета всегда придерживала порядок.
– Что-то не так, – сказал он и побежал к дому.
Дверь была открыта. Во дворе они нашли Елизавету Ивановну. Она сидела под яблоней, в руках фотоальбом. Уже спала.
Похороны были скромными. Пришли соседи, несколько коллег. Олег не приехал. Алина звонила, но ей не ответили.
Разбирая вещи, Алина нашла письмо, адресованное Олегу. Оно было старше.
**»Сынок мой Олег.**
**Пишу тебе, хоть в письмах твоих не видеть. Сколько лет прошло, а я всё не решаюсь отправить. Страх, что выбросишь.**
**Прости меня. Не умела я любить по-настоящему. Думала, что кормить – это любовь. Не спрашивала, что в душе у тебя творится. Семёна тоже не любила – только патриархальностью. А ты… всегда был в тени.**
**Помнишь, как стихи писал? Я говорила: «Занимайся делом». Вера Николаевна – преподаватель – говорила, что в тебе дар.**
**Каждый день вспоминаю, как ты ушёл. Тоже нерешительной.**
**Прости, сынок. Не знала, что любовь – это, когда говоришь об этом. Слишком поздно поняла.
**
**Твоя мама»**
Однажды приехали со Славой забрать вещи, когда в саду увидели черную машину с московскими номерами. Выйдя, увидели Олега. Он посмотрел на них.
– Здравствуй, племянник. Извини, что не приехал на похороны.
Слав молчал. Олег подошёл ко входу.
– Я получил письмо от твоей жены. Спасибо, что ухаживали за матерью.
Они вошли вместе. Олег долго ходил по комнатам. Вдруг остановился у комода с фотоальбомом.
– Знаете, – пожал плечами, – я никогда не ненавидел её. Просто не понимал. А теперь поздно менять.
– Может, не совсем, – сказала Алина и протянула ему письмо.
Олег читал, не глядя вверх. Его плечи дрожали.
– Я не знал, – сказал он, вглядываясь в жену. – Не знал, что она помнит о тех стихах… Мне казалось, ей всё равно.
Вечером они сидели вместе. Олег рассказывал о жизни в Москве, о дочке, которая только что родила внука.
– Назвали Иваном, в честь деда, – сказал он. – Жаль, мать не видела правнука.
Перед отъездом Олег стоял у могилы матери, положил цветы и молча смотрел на могилу.
– Я буду приезжать. Не так часто, как вы, но буду. Мать бы этого хотела.
Спустя год на участке Елизаветы Ивановны зацвели яблони. Дом был отремонтирован. В саду стояли новые скамейки.
– Знаешь, – Слав сидел с Алиной в беседке, – я только сейчас понимаю, как матери не хватало просто человеческого тепла. Она ведь действительно любила нас всех. Просто не умела это показать.
Алина улыбнулась и положила руку на живот, где уже росла новая жизнь.
– Знаю, милый. Но мы научимся. Научимся любить так, чтобы наши дети и внуки никогда не сомневались.
А в доме на столе стоял тот самый альбом, открытый на новой странице, где рядом с пожелтевшими снимками появились свежие фото: Олег и Слав вместе сажают яблоню, Алина с округлым животиком сидит в саду, малыш Иван делает первые шаги…
Старуха, чья любовь не хватала в жизни, но объединила семейное древо после её ухода.
