Жили вдвоем — пока не пришли гости
— Вика, послушай! — Марина хлопнула рукой по кухонному столу, застенав чайной ложкой. — Завтра к нам приедет твоя сестра с мужем, послезавтра мои родители, а в субботу Лиза с детьми заявятся! Что им показать будем?
Иван уронил газету, недоуменно оглядел помещение.
— А что не так? Дом же в порядке. Почему ты задела?
— Как что не так?! — Марина привычно воротилась, теребя скатерть. — Обои на кухне облезли, на батареях следы от грязи, на полу износились пятна на линолеуме! А холодильник наш старый, почему зал всё так же серое полотно?
Иван положил газету, вглядевшись в жену. Её вечная тревога заметно усилилась.
— Мариш, неужели это так важно? Пусть гости приходят в наш дом, а не в какую-то выставку. Мы же муж с женой — за что срамиться?
— Ты ничего не понимаешь! — Она рухнула на стул, сжала край стола. — Таня живёт в мансарде, с видом на Неву. У неё ванна с витражами, а у нас стоял Эльба ещё в 90-х. Мы пиликаем двадцать лет, а стиль у нас — как в общежитии эпохи сталинизма!
Иван почувствовал, как в груди сжимается. Марина всегда ценила простоту их быта — до того момента. Он работал на заводе, Марина — в школе-ребенку. Каждый рубль уходил на дела, накопленные для ремонта в районной усадьбе. А тут, вроде, спонтанно?
— Мы не бедствуем. Хватает на себя. Зачем ты это всё взяла?
— Это не хочу, а **надо**! — глаза Марины загорелись, как при свече. — Представь, тётя Люба вчера звонила: «Ой, девочка, вы хоть матрасы чистые эластичные? Или спали в прошлом году на той старой развалине?». Вот так она!
Иван опустил глаза. Тёща всегда находила поводы. Но раньше Марина за него вступалась, защищала их смешной, но живой союз.
— Хорошо, — тяжело вздохнул он. — Что делать?
— Ремонт! — Она встала, табурет подскочил. — У нас деньги сбережены — надо наклеить обои, заменить пол в коридоре, купить новую модную морозилку с мороженым отделением.
— Мариш, это же страшные деньги. Мы для усадьбы собирали.
— Усадьбу потом. А сейчас — представьте: папа приедет, всех посмотрит, а вы — на швабре в кухне. Неужели ты хочешь, чтобы он подумал, что мы не придерживаемся современных стандартов?
Иван молчал. Мечты о земле за городом, о собственном садике медленно растекались от его тоски.
Наутро они сгорбились в строительном магазине. Марина обкуривала стойки выбора обоями, взяла самые дорогие, с рисунком в романтичной готике.
— Может, попроще? — осторожно обронил Иван, глядя на цену.
— Нет! Нужно, чтобы пахло роскошью!
В магазине-другом она держалась холодильника, как башлиного жребия — снабжённого кассетой на 140 рублей за месяц.
— Мариш, он в три раза дороже!
— А ещё пёстроват! И вписывается в современные тренды! — Марина мурлычно потерла дверцу.
Деньги исчезли за полдня. Иван платил молча, каждая регистрация покупки вносила всё глубже в модальный лабиринт, куда не мыслил девать совесть об усадьбе.
Дома не было покоя. Иван брал отгулы, клеил стены, метался по дому, переклеивая обоями стены. Марина скакала между шкафами, перекладывала посуду, швыряла мятыми салфетками.
— Иван, а может, диван заменить? Тот старый — в катушку превратился.
— Мариш, денег больше нет.
— Ну хоть подушки приличные купи! Или караватики на подушки, чтоб не гадили дети.
— Хорошо, — сдался он, хотя смотрел на диван их реки, на котором они проводили вечера, с невыносимой болью. Раньше Марина называла эти потёртости «следами нашей двойовой истории», смеялась, что диван хранит намёки на их объятия.
Работу пришлось отпустить на двое суток. Марина каждый день находила поводы: то шторы устаревшие, то скатерть «попроще», то и вовсе свечи настенные недостаточно изысканные.
— Мариш, как будто выставка в Латвии будет, — попытался остановить её Иван. — Всё это ненужно!
— Ты не понимаешь! — Марина взмахнула руками. — Таня будет смотреть, после скажет маме. А тётушка и так думает, что я плохо вышла замуж. хочу им показать, что мы не хуже!
— Но мы и правда неплохо живём, — растерянно сказал он. — Раньше ты так не думала…
Марина отвела глаза, задумчиво убирая приборы в шкаф.
— Раньше я не задумывалась.
Приехала Таня с мужем. Марина оделась в новое платье, которое купила специально. Квартира свежо улыбалась. Новый холодильник ощупывался двери гостиной, диван — в шикарной подушечной обертке.
— Ой, как красиво стало! — воскликнула Таня. — Ремонт делали?
— Да так, подкрасили, — скромно ответила Марина. Иван знал, что она всплескала улыбкой, хотя не было у неё права на такую радость.
За ужином Таня рассказывала о их мансарде, о поездке в Эстонию, о планах на усадьбу. Муж её, Евгений, важно кивал.
— И вы отпуска не ездите? — спросил он у Ивана.
— В этом году — не получилось, были ремонты.
— Да, видно, вложились прилично, — Евгений оглядывал помещение. — Могли бы и получше. У нас за работу брали тысячи, но зато — настоящий дизайнерский шик!
Марина покраснела и стала налаживать подачу вторым блюдам.
Когда гости ушли, она плакала в кухне.
— Видел, как он говорил? «Можно было и получше!» Я так старалась, а он ещё…
Иван обнял её.
— Мариш, зачем тебе его мнение? Мы делали это для себя. Другой раз не будем узнавать.
— Не понимаешь! — всхлипывала она. — Он скажет Тане, что мы живём всё так же «грубо». Потом она расскажет маме…
На следующий день приехали родители Марины. Отец молча осматривал зал. Мать тыкала в полки.
— Холодильник у вас красиво, — одобрила. — Но постельное бельё? Или всё то же?
Марина побежала показать новые комплекты, купленные вчера. Мать одобрила.
Вечером включили радио. Иван вышел на балкон. Внизу во дворе играли детвора. Жизнь как будто снова течёт, независимо от мелочей. А Марина…
— Мариш, давай завтра в парк сходить? Вспомним, как раньше лазали по деревьям?
— Какой парк? У нас гости. И после работы устаю.
Он сел, долго смотрел в потолок. Когда перестала нежность в её глазах, когда она стала стараться не для него? Раньше они мечтали о яблоне на усадьбе. А теперь всё строится на сравнении.
В субботу приехала Лиза с детьми. Ребята сразу принялись прыгать на диване.
— Осторожно! — просила Марина. — Чехол испортите! Руки помойте!
Лиза удивилась.
— Мариш, ты чего такая строгая? Дети же просто играют.
— Я не строгая, я просто порядок люблю, — ответила Марина, но Иван видел, как в ней сжимается душа.
В обеде дети опрокинули воду на скатерть. Марина вскрикнула, как будто все блага мира испепемились.
— Всё испортили! — плача, счищала она пятно. — Я же просила аккуратнее!
— Мариш, это же не золотое покрывало. Сстирается, всё окей.
— Дорогое! Я специально купила! — терла она, как будто от этого зависела её жизнь.
Иван заметил, как Лиза переглядывается с детьми. Раньше Марина обожала детей. А теперь больше заботилась о несущественном, чем о радости.
Вечером, когда все разъехались, квартира показалась Ивану унылой. Марина ходила, трепала воздух, ловила каждую мелочь, как будто это имело смысл.
— Мариш, помнишь, как раньше встречали гостей? — сел он на диван, гладя её по руке. — Просто, смеялись, не рассердивались…
— Это было давно. Мы молодые были, глупые. Не понимали, как важно продемонстрировать достоинство.
— А я думал, важно быть собой.
Она посмотрела на него, и Иван увидел в её глазах что-то грустное и чужое.
— Себой? А что во мне особенного? Учительница младших, жена мастера. Живу в старом доме, на пенсию к Нёману. А Таня — та живёт! Красиво, достойно!
— Но ты всегда говорила, что мы счастливы.
— Говорила… Многое говорила.
В понедельник Иван шёл на работу, мыслями о Марине. Её слова всплывали, ранящие. Неужели всё это время она мнила? Неужели ему казалось, что они живут душа в душу?
В подъезде встретил дядю Сашу, с которым иногда играли в домино.
— Иван, а что с женой твоя? Почему такая стала… нервная? — спросил он. — Вчера в магазине девочка мне рассказывала про новый холодильник. Раньше же была спокойная, добрая.
— Устала на работе, — ответил Иван.
— Не, это не усталость. Видно, человек сам себе не рад. Бывает такое. Жена моя покойная зациклилась на мебели. Сравнивала с соседями… Потом думает: «Саша, неужели я вся смысла себя теряла? Живём же хорошо!»
Дома Марина предложила новую идею:
— Таня хочет в субботу дом новый открывать. Предлагает посетить.
— Мариш, а ты помнишь, как мы этот диван покупали?
Марина остановилась, смутилась.
— Десять лет назад. Ты сказал, что хочет такой, на котором будем обниматься. Как-то даже поцеловал меня там — на диване, — смеялся Иван. — И сказал тогда: «Мариш, теперь он будет помнить все наши мечты».
Марина покраснела, отвернулась.
— Но он износился.
— Он не износился. Он мягкий, удобный. Ты на него просто смотришь другими глазами.
— Чужими, — прошептала она.
— Да. Ты больше не видишь наш дом. Видишь глазами Тани, тёмы, соседей. И всё кажется тебе неправильным.
Она выдернула руки, прислонилась к окну.
— Может, они правы? Может, я действительно слишком мало от жизни хочу?
— Чего ты хочешь, Мариш?
Она долго молчала.
— Не знаю. Раньше знала. Хотела быть с тобой, вырастить вообще ребёнка. А теперь… кажется, что это мало. Что я что-то упускаю.
— А что упускаешь?
— Не знаю! — Марина обернулась, смотрела с грустными слезами. — Ладно, когда вижу Таню, чувствую, что живу неправильно. Чувствую, что могла бы быть лучше, красивее…
— Мариш, помнишь осень прошлую? Гуляли в парке. Ты ловила желтые листья, хотела их в вазу поставить. Говорила, что осень — самое красивое время. А теперь потерялась в зеркале.
— Помню, — всхлипнула она. — Но где-то внутри я всё ещё чувствую, что с тобой — это главное.
— Главное, — повторил он. — А холодильник с дисплеем — лишь шум. Счастье — это когда тебя ценят, любят и принимают такой, какой ты есть.
Марина прижалась к нему, дрожа от слёз.
— Иван, давай больше никого не приглашать?
— Совсем?
— Ну… Лизу можно. Она любит нас такими, какие есть.
— А Таню?
Марина помолчала.
— Пусть приедет, если хочет. Но я больше не буду стараться ей понравиться. У неё своя жизнь, у нас — своя.
Они стояли обнявшись на кухне, а за окном в соседних домах снова загорались огни. В каждом доме люди смеялись, скучали, мечтали… Но где-то кто-то учился быть счастливым в простоте.
— Мариш, давай диван оставим. Чехол снимем.
— Оставим, — тихо согласилась она. — И вообще — хватит пусть быть. Хорошо мы жили. Мало что забыли.
