Сегодня разбирал почту – вечная суета перед событием. Чувствую странное возбуждение: завтра моя свадьба, а я, Дмитрий Волков, олигарх из IT-поля Сколково, дописываю гостевой список. Кто бы мог подумать, что сын простого слесаря так поднимется. Миллиарды, передовицы Forbes, бесконечные романы – и вот я снова готов жениться. На Оксане Петровой, красавице-актрисе с сотнями тысяч подписчиков. Кольцо ей подобрал с камнем, что стоит дороже подмосковной дачи. И вот… запинаюсь на одном имени.
«Приглашение Яне», – бросаю ассистентке. Она замирает: «Яне? Бытвшей супруге?» Киваю, уголок губы подрагивает от самодовольства: «Пусть увидит. Воочию. Чего упустила». Объяснять не стал – и так ясно. Яна… Эта женщина была рядом, когда в карманах гулял ветер, а я рисовал схемы бизнеса на салфетках. Мы поженились в двадцать пять, когда в голове лишь идеи да энтузиазм. Она верила в меня пуще всех. А годы шли – ночи напролет в кабинетах, бесконечные инвесторы, изматывающие сделки… Я менялся. И однажды она ушла. Тихо. Без скандалов. Подписала бумаги и оставила обручальное на кухонной столешнице. Не стал копаться в причинах – решил, не потянула мой взлет. Или не захотела. Зачем? Теперь я достиг вершин!
А в это время под Сочи, на крылечке скромной дачи, Яна просматривала почту. Матвей и Люба, шестилетние близняшки, резвились во дворе в «вышибалы». Конверт с роскошной бумагой… «Дмитрий Волков и Оксана Петрова просят чести видеть вас…» Перечитала дважды. Ногти впились в картон.
«Мама, что это?» – подбежала Люба, запыхавшись.
«Приглашение на свадьбу,» – ответила Яна, кладя карточку на столик. «От… вашего отца». Давно не произносила это слово.
Мотя нахмурился: «У нас есть папа?»
Яна кивнула: «Есть».
Они почти ничего о нем не знали. Она не рассказывала об их отце – этом «титане Сколково». После развода крутилась как белка в колесе: две работы, потом медленно строила дизайнерскую фирму. Были ночи, где рылася в подушку, но ни разу не пожалела, что уберегла детей от его мира – мигалки, камеры, бесконечное эго. Приглашение жгло пальцы. Вспомнила того Дмитрия – того, что эскизы на клочках бумаги строчил, что держал ее руку в больнице, когда потеряли первенца… Тот выкидыш подкосил обоих, но вслух не говорили ни слова. Узнав о новой беременности, она звонила ему неделями. В ответ – вечное «на совещании» или «в самолете». А потом видит его по РенТВ – целующего какую-то на презентации. Вот тогда и решила. Ушла тихо. Без объяснений. И не сказала. Никогда.
Шесть лет спустя он захотел похвастаться новой жизнью. Рука сама потянулась к урне – выбросить! Но взгляд упал на детишек – таких разных и таких его: массивный подбородок Моти, разрез глаз Любы. Едва заметная улыбка тронула губы. «Хорошо, птенцы, – сказала она, доставая телефон. – Поедем на свадьбу».
Бал–ресторан под Москвой… Роскошь кричащая: колонны, как в Пушкинском, хрустальные люстры размером с телегу, арки, утопающие в алых розах. Гости
Гости застыли в изумленном молчании, глядя, как я, Дмитрий, забыв про Оксану бледную у алтаря и весь этот кричащий блеск, шагнул к детям и Яне, и сердце вдруг пронзило жгучее осознание, что миллиарды и скандальные заголовки – лишь жалкие безделушки рядом с хрупким чудом этой семьи, которую я сам же и разрушил, но которую теперь, с трепетом надежды и горьким стыдом, готов был собирать по осколкам.
