Меня зовут Таисия Соколова. Два часа назад я стояла на собственной кухне в резиновых перчатках, с закатанными рукавами, руки в теплой мыльной воде. Рядом громоздилась гора грязной посуды. Волосы туго стянуты в пучок, лицо без косметики, ноги ныли после долгого вечера притворства.
Ирония? В нескольких этажах над головой, в парадном зале нашей усадьбы, сотни блистательных гостей толпились под хрустальными люстрами. Они потягивали шампанское, громко смеялись, позировали перед цветочной композицией с надписью «Благотворительный вечер Фонда Соколовых».
Это был мой дом. Мое мероприятие. Моя жизнь. Но никто не узнал меня.
Потому что я не хотела этого.
На мне не было вечернего платья или бриллиантов. Я взяла форму у кейтеринга — черную водолазку, брюки, простой фартук. Я прокралась на кухню до прихода гостей и затерялась в суете приготовлений.
Зачем?
Мне нужно было увидеть правду. Узнать настоящие лица. Мой муж Дмитрий неделями твердил о фальши в его кругу. О тех, кто улыбается в лицо, а за спиной злословит. О том, что благотворительные мероприятия порой собирают больше самолюбия, чем доброты.
Я решила проверить сама.
Мне было важно понять, кто эти люди на самом деле… когда считают меня просто «обслугой».
Началось с мелочей. Дама в бархатном платье цвета вина цокнула языком, когда я искала нужное вино дольше пяти секунд.
«Вас хоть чему-то учат?» — пробормотала она, не глядя в глаза.
«Вас».
Фраза ранила глубже, чем ожидала.
Затем появилась организатор Саша — та, кому мы щедро заплатили за вечер. Она влетела на кухню, гарнитура подпрыгивала, пока она раздавала приказы, как сержант на плацу.
«Эй, фартук!» — рявкнула она мне. — «Шестой стол требует воды. Чего застыла?»
Я сдержала ответ и молча повиновалась. Проходя сквозь толпу, ловила за спиной шепот и смешки. Одни гости будто не замечали меня. Другие бросали взгляд и тут же отворачивались, словно я недостойна занимаемого места.
Пожилая женщина — думаю, Ольга Петровна, из числа «светских львиц» — подозвала меня у десертного стола.
«Медленно креветки подаешь, — сухо заметила она. — Разве обучают элементарной сноровке? И ради бога, улыбайся».
Я улыбнулась. Вежливо.
Она прищурилась: «Нет, забудь. Иди мой посуду. Ты для этого годнее».
Посуду.
В собственном доме.
Где в коридоре висели наши свадебные фото, а любимая картина — подарок Дмитрия на годовщину — украшала лестницу прямо за ее спиной.
Я кивнула и вернулась на кухню.
Там я и стояла, скребла тарелки, слушая музыку из зала — жестокое напоминание о том, где должна быть.
Я уже готова была закончить спектакль.
Я не ждала доброты. Не искала похвал.
Но увиденное за эти часы разбило сердце. Люди, носившие сострадание напоказ перед камерами, щелкали пальцами как господа, когда думали, что рядом нет важных персон.
Я всегда верила, что благотворительность — дело сердца. Но сегодня это казалось фарсом.
Когда я ставила последнюю чистую тарелку, в зале прозвучал знакомый голос:
«Извините… никто не видел мою жену?»
Я замерла.
Дмитрий.
Тон был спокойным, но с металлическим оттенком. Нарочито громким.
Я выглянула из кухни как раз, когда он в смокинге, с бокалом шампанского, входил в зал. Выглядел… великолепно. Уверенно. Властно. И слегка раздраженно.
«Она должна была встретить меня у десертов двадцать минут назад», — громче произнес он, и разговоры начали стихать.
Саша бросилась к нему, растерянная: «Я… я не видела ее, господин Соколов».
Ольга Петровна вмешалась, поправляя жемчуг: «Она задержалась, наверное. Жены, знаете ли…»
Дмитрий криво
А потом, глядя на тот самый фартук в шкафу, Наталья окончательно поняла: истинный свет души виден не в блеске люстр, а в уважении к тем, кто скромно стоит в тени.
