— Да как тебе не стыдно?! Я всю жизнь без устали тянул груз ответственности… а ты?! — Иван Петрович взревел и швырнул газету о пол, хлопнув всеми пятью пальцами по столу. Его лицо было багровее варёной свеклы.
— Я?! Как я?! — Елена Семёновна раскинула руки в стороны, как будто отбрасывая невидимую клетку. — Двадцать восемь лет терпела твои молчаливые выкрутасы, твои вечные «Мне некогда» и «Сначала работа, потом семья»! помнишь, сколько раз за тобой деньги нецелевое направление шли? А ты хоть раз спросил, чего я хочу? Когда в последний раз твой вопрос был не о погоде, а о моей душе?
— Да смолкни ты! — Иван Петрович вдруг вспыхнул, как порох. — Я говорю о конкретике! Обещала сидеть с внучкой, а сама в один миг исчезла с репетиции хора! Что мне было делать? Шифровать срочный документ в ящик?
— А почему бы и нет? — В голосе Елены зазвенели нотки слёз. — Навсегда идти по чужим тропам, забыв, что я тоже человек? Я не исчезла на репетицию. Я неделю назад тебя предупреждала, как Великий Новгород на карте обозначен. А ты, как всегда, ветром проигнорировал.
Иван Петрович хмуро свернул листок в работенке, посчитывая, не стоит ли сейчас в Москву переместиться. За тридцать лет супружеской жизни они научились орать друг другу в ухо, но до полномасштабного побоища не доходить. Такой странный внутренний компромисс: накопленная тревога и страх сломать то, что построили годами.
— То что около окна глядишь? — ехидно спросила Елена, видя, как муж снова ищет утешение в виду Маслена. — Дурацкие оправдания?
— Обойди, — рыкнул Иван Петрович, раздражённо дернув плечом, словно отмахиваясь от комариного укуса. — Твой тон голову мне уже заждал.
Елена молча смотрела, как высокий мужчина с поседевшими висками и новой накатанной по пояс волос глядит в окно. Таким он её полюбил — с широкими плечами и душой огнём. Таким и оставался, только в характере начался ужасный дроссель.
— знаешь, — прошептала она, — мне и тебе, и мне нужно в Малаховку на рюмку.
Иван Петрович, как ошалевший заяц, обернулся:
— Что ты имеешь в виду?
Елена уже шагнула к выходу. В коридоре раздались щелчки зажигания спичек и звон ювелирных колец о комод.
«Собирает посуду? — мелькнуло в голове. — Да ладно, это же Лена! Куда она денется за мешок хлеба?»
Уверенный в мимолетности женской обиды, он вернулся к газете. «Побронза и успокоится», — думал Иван, листая статьи о повышении ставок на процентные вклады.
Полчаса спустя, когда в подъезде калошами чавкали и отпирались двери, Иван Петрович поднял голову. Он увидел жену с чемоданом, на плечах — тёплый платок красного цвета.
— К Тане, — коротко ответила Елена, называя имя давней подруги. — Поживу у неё недельку. Может, и дольше. Не знаю пока.
Иван Петрович не сводил глаз с какофонии настроек в её голосе:
— Перестань врать, — отложил он газету. — Подумаешь, поссорились. С кем не бывает?
— Не в ссоре дело, — вздохнула Елена. — В разводе. Уже двадцать пять лет тянула, чтобы всем вокруг пыль на глаза насыпать.
— Что за чушь? — попытался Иван Петрович засмеяться, но вышло невпопад. — Как развод? Вы ведь в одной постели спите!
— Ах, и разводом ещё надо быть, — с грустной тёщиной улыбаясь, сказала она. — А мы просто стали как соседи по пустыне, не глядя друг на друга.
Иван Петрович замер, как на рогах. Такой он жену не видел: спокойной, уверенной, без слез и воплей.
— Елена, давай спокойно, — попытался он шагнуть к ней. — Обсудим. Выпьем чайку, запудрим мозги…
— Нет, Иван, — она покачала головой. — Сначала мне нужно подышать. Очиститься от себя. Потом уже решать.
— Что значит «решать»? — в его голосе появился панический крап. — У нас дочь, внучка…
— Которых ты видел как-то под вечер, — мягко перебила Елена. — А я больше не хочу служанкой тянуть гору.
Она застегнула плащ, и впервые Иван Петрович увидел, как устало опустились её плечи, как скривился в грубом рельёфе её позвоночник. В этот момент его трясся как леденая сосулька.
— Елена, не уходи, — он еле не стонал. — Давай, поговорим. Я всё чувствую, правда. Больше внимания будет, семья…
— Нет, Иван, — она встала на колени. — Сейчас ты в панику впадёшь, поэтому так думаешь. Но через неделю всё гвоздями забьёт. Мне нужно.
Она вышла, аккуратно заперев дверь с двух сторон. Иван Петрович стоял, как деревянная статуя, не веря в происходящее. Впервые за три десятка лет жена просто взяла и ушла — без угроз, без плакатов, без клятв.
Он вышел на балкон. Внизу машина, как чёрный ёж, с коротким рюмкой набрала задний ход. Елена не огляделась, не помахала рукой — просто закрыла дверь, и автомобиль скрылся за поворотом.
«Вернётся, — подумал он, закрывая окно. — Куда же она денется? Всё у нас с ней на ниточке»
Но смутное беспокойство в душе заговорило — впервые за мирные дни. Слишком уж спокойна и решительно выглядела Елена. Будто всё для себя рассудила, как святого Николая обнюхал.
Вечер в Малаховке оказался черным. Иван Петрович смотрел на телеэкран, но не видел, как начинается новый год. Мысли его возвращались в пыльную комнату отдыха. Был ли он действительно так невнимателен? Когда они в последний раз выбирались на сцену «Театра Вахтангова», а не просто к даче по старым делкам?
И чем больше ворошил мысли, тем горче становилось на душе. Елена права. Они действительно стали как соседки на даче. Он сам не заметил, как отношения стали пустыми, лишенными тепла и радости, как сухой кирпич.
Ужинать в одиночестве оказалось подавляющей тоской. Иван Петрович сварил тушенку, поковырял вилкой, налил себе водки. Аппетита не было. Он вытащил телефон, набрал номер жены. Длинные гудки, и наконец её голос:
— Да, Иван.
— Как ты? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал бодро.
— Нормально, — коротко ответила Елена. — У Тани уютно.
— Может, все-таки вернёшься? — осторожно спросил он. — Поговорим, без скандала…
— Нет, — твёрдо сказала она. — Мне нужно время.
— Сколько? — в его голосе послышался яд. — Неделя? Месяц?
— Не знаю, Иван, — вздохнула Елена. — Пока не пойму, чего я хочу.
— А чего ты хочешь?! — не выдержал он. — Чтобы я на коленях ползал?
— Видишь, — в её голосе прозвучала усталость. — Ты возвратился к старому способу — к претензиям. Нет, я не хочу, чтобы ты ползал на коленях. Я хочу понять, осталось ли между нами что-то, кроме клоуна под одной крышей.
Иван Петрович хотел оправдываться, но не смог. В трубке раздались короткие гудки.
Ночь прошла в мыслях. Большая кровать казалась чужой. Он вздрагивал от ночной жесткости постели, и сон ушёл, как шиномонтаж. В голове крутились воспоминания — их первая встреча на сцене «Театра Вахтангова», скромная свадьба, рождение дочери… Когда всё начало меняться? Когда они перестали быть одним целым и превратились в двух чужих под одной крышей?
Утром, без сна и с раздражением, он поехал на работу. Но сосредоточиться не мог. Мысли гуляли, как дикий ветер с холмов в Горьком. Что она сейчас делает? О чём думает?
В обеденный перерыв он позвонил дочери.
— Пап, — голос Ольги звучал удивлённо. — Что-то случилось?
— Нет, ничего, — соврал Иван Петрович. — Просто… как твои дела? Как внучка?
— У нас всё в порядке, — осторожно ответила дочь. — А у вас с мамой?
— А что с нами должно быть? — насторожился он.
— Не знаю, — в её голосе проскользнула ирония. — Может, тот факт, что она уехала к Тане, о чём-то говорит?
— Так она тебе уже позвонила, — мрачно констатировал Иван Петрович.
— Конечно, — Ольга вздохнула. — Папа, что у вас произошло?
— Да ничего особенного! — взорвался он. — Поссорились, как обычно. А она вдруг вещи начала собирать. Говорит, устала, надо подумать… В её возрасте о каком подумать, если в сорапаре жить?!
— В её возрасте? — переспросила Ольга. — Пап, маме сорок пять лет. Она полна сил. А ты так, как будто она древняя старуха.
— Я не это имел в виду, — смутился Иван. — Просто… ну сколько можно женских капризов? То ей внимания не хватает, то разговоров…
— Слушай, — в голосе дочери стал слышаться огонь. — Мама двадцать восемь лет терпела твои длинные беседы. Ты хоть понимаешь, что она всю жизнь на жертву свою перекладывала? Бросила аспирантуру, когда я родилась, отказалась от повышения, когда тебе предложили должность в Москве… И что она получила? Уставшего мужа, который даже не помнит, когда у неё день рождения.
— Это неправда! — возмутился Иван. — Я помню…
— Да? — перебила Ольга. — Тогда назови дату.
— Видимо, в середине сентября… Или в конце лета?..
— Вот видишь, — в голосе дочери звучало разочарование. — Восьмнадцатое октября, папа. И в этом году ты снова забыл. Как и в прошлом. Как и в позапрошлом.
— У меня много работы… — буркнул он.
— Мама помнит, — отрезала Ольга. — Она готовила тебе торт каждый год. А ты? Когда ты последний раз дарил ей цветы просто так?
Иван Петрович молчал. Нечего было возразить.
— Папа, — смягчился её голос. — Если ты действительно хочешь вернуть маму, — придется перестать быть самим собой. Она заслуживает лучшего. И знаешь, я на её стороне.
После разговора душа Ивана Петровича упала ниже плинтуса. Он вернулся домой раньше обычного, но пустая квартира навевала тоску. Включил телевизор, попытался включить спортивное однодневие, но без Елениного ворчания («Опять спорт — уже глаза квадратные!») удовольствия не осталось.
На следующий день он выбрал действовать. Купил букет её любимых лилий и поехал к Тане.
Дверь открыла сама хозяйка — женщина с короткой прически и строго вылепленными бровями.
— Какие новости, Иван? — спросила она, сухо оглянув букет. — Заходи, только Елены нет.
— Как нет? — растерялся он. — А где она?
— Утром уехала к сестре, — пожала плечами Таня. — Сказала, что вернётся за закатом.
— Могу я её подождать? — спросил Иван, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Можешь, конечно, — кивнула Таня. — Пошли, поговорим.
За чаем Таня смотрела на Ивана Петровича и говорила, как судья:
— Знаешь, — сказала она, — Елена у меня на третий день. Всё это время я слушаю истории о вашей жизни. Ах, что меня поразило? Она не злится. Просто устала.
— От чего устала? — хмуро спросил он. — У неё всё есть — квартира, машинка, шуба из овчины…
Таня усмехнулась:
— Кому нужна овчина, если нет любви? Елена мне рассказывала, как вы познакомились. Как вы стихи читали на первом курсе. А потом… потом началась обычная жизнь. И чем дальше, тем меньше в ней оставалось романтики.
— Какая романтика в нашем возрасте?! — вспыхнул Иван. — Взрослые люди!
— А любовь имеет возраст? — спросила Таня, глядя ему в глаза. — Нежность становится ненужной, когда человеку за пятьдесят?
Иван Петрович замялся. В этот момент щелкнулась замочная скважина двери. Через минуту в комнату вошла Елена — в новом сарафане, с безупречной прической, тенью на лице.
— Иван? — удивленно остановилась она. — Что ты здесь делаешь?
— Тебя ждать, — он встал и протянул ей цветы. — Это тебе.
— Спасибо, — она машинально взяла букет. — Но зачем?
— Просто так, — он пожал плечами. — Без повода.
Елена с шоком посмотрела на него:
— Что случилось?
— Ничего, — он смутился под её взглядом. — Просто… я подумал о том, что ты сказала. И… ты права. Мы стали как чужие. Хочу это исправить. Можно поговорить? Наедине?
Елена переглянулась с Таней.
— Я пойду на рынок, — сказала та и вышла за дверь.
Когда они остались вдвоём, Иван Петрович не знал, с чего начать. Елена Павловна молча ставила лилии в вазу, не глядя на него.
— Ты сегодня красивая, — неловко сказал он. — Новый сарафан?
— Да, — она бросила на него короткий взор. — Купила вчера.
— Тебе идёт, — похвалил он. — Елена, я хочу, чтобы ты вернулась домой.
— Зачем? — спросила она, садясь напротив. — Чтобы всё продолжалось, как раньше?
— Нет, — он покачал головой. — Я… постараюсь измениться. Семья важнее.
— Ты уже говорил это, — она вздохнула. — Что изменилось?
— Я понял, как мне тебя не хватает. Дом без тебя — не дом. Просто стены.
Елена внимательно посмотрела на него:
— Иван, я не хочу быть просто кухонной принцессой. Я хочу быть значимой. Понимаешь разницу?
— Понимаю, — он кивнул. — И я… сделаю всё, чтобы ты чувствовала себя значимой. Каждый день.
— Слова, Иван, — печально сказала она. — Просто слова.
— Тогда докажу, — он решительно встал. — Поехали сейчас куда-нибудь. В театр, в парк — куда захочешь.
— Прямо сейчас? — удивилась она. — А как же твоя работа? Обеденный час…
— К черту работу, — махнул он рукой. — Ты важнее.
В её глазах мелькнула надежда.
— Хорошо, — кивнула она. — Поехали в тот ресторан на набережной. Там у воды. Помнишь? Где мы отмечали первую годовщину.
Иван Петрович задумался. Ресторан… Годовщина… В памяти смутно всплыли образы — молодая Елена, белый сарафан, шум реки…
— Помню, — соврал он и улыбнулся. — Поехали.
Ресторан изменился, но вид на Волгу — всё ещё тот же. Они сидели у окна, и Елена рассказывала о хоре, о новых песнях. Глаза её светились, и Иван вдруг понял — давно не видел её такой.
— Я не знал, что тебе так нравится петь, — сказал он, когда она отдохнула.
— Потому что ты никогда не спрашивал, — без ослепительного упрёка ответила она. — За два года, что я пою, ты даже не подумал узнать. Ни разу не пришёл на концерт.
— Прости, — искренне сказал Иван. — Я был невнимательным. Но теперь всё изменится. Обещаю.
— Посмотрим, — она улыбнулась, но в глазах оставались сомнения.
После ресторана они гуляли по набережной, держась за руки, как молодожены. И хотя Елена не сказала, что вернётся домой, Иван чувствовал — лёд тронулся.
Вечером он проводил её до двери у Тани.
— Спасибо за чудесный день, — сказала Елена, стоя у ворот.
— Это тебе спасибо, — ответил он и неожиданно добавил: — Кстати, я вспомнил, как мы познакомились. Как ты вошла в «Театр Вахтангова» в синем платье… Подумал, что такая красивая, наверняка уже замужем…
— Ты помнишь, — удивилась она. — А я думала, ты забыл.
— Я многое забывал, — признался Иван. — Но не это.
Он наклонился и мягко поцеловал её. Не мимоходом, а как прежде — трепетно, словно первый раз.
— До завтра? — спросил он, отстраняясь.
— До завтра, — кивнула она.
Каждый день следующей недели Иван Петрович делал что-то особенное для Елены — то цветы, то приглашения в парки. И с каждым днём лёд в её глазах смягчался.
А через семь дней Елена звонила сама:
— Я собрала вещи. Можешь приезжать за мной?
— Сейчас буду, — он не мог скрыть радости.
По дороге он купил ещё один букет — роз. И когда Елена села в машину, протянул ей цветы:
— Я так рад, что ты возвращаешься. Обещаю, всё будет по-другому.
— Я знаю, — она улыбнулась и погладила его по щеке. — Иначе я бы не вернулась.
Дома, разбирая её вещи, Иван Петрович нашёл лист бумаги.
— Что это? — спросил он, разворачивая его.
— Это список, — ответила Елена, забирая бумагу. — Я написала всё, о чём мечтала. Но кажется… ты и так всё делаешь правильно.
— Я люблю тебя, — обнял он её. — И всегда любил. Просто… забывал говорить об этом.
— Больше не забывай, — она прижалась к нему.
В ту ночь они спали, как новобрачные. И Иван Петрович, засыпая, думал о том, как много потерял из-за своей невнимательности.
А утром их разбудили звонки Ольги:
— Папа, ты не видел маму?
— Видел, — усмехнулся он, глядя на спящую рядом жену. — Она дома. Со мной.
— Дома? — удивилась Ольга.
— Да. И я понял, — сказал он. — Иногда нужно потерять, чтобы понять… Она ушла без предупреждения. Но вернулась, и теперь я сделаю всё, чтобы она никогда больше не захотела уйти.
