Алёна Семёновна шла по тихим переулкам Нижнего Новгорода, направляясь за внучкой в школу. Лицо её сияло счастьем, а туфли отстукивали ровный ритм по брусчатке, будто перенося её в далёкие годы юности, когда жизнь казалась бесконечным праздником. Сегодня был важный день — она наконец-то переехала в собственную квартиру. Просторная однушка в новостройке, о которой она мечтала все эти годы. Почти два года копила, отказывая себе во всём. Продажа родительской избы в Псковской области дала лишь половину суммы, остальное добавила дочь, Лариса, но Алёна Семёновна твёрдо решила вернуть ей деньги. Пенсии ей, семидесятилетней вдове, хватало, а молодым — дочери и зятю — средства нужнее, ведь у них вся жизнь впереди.
В школьном коридоре её ждала внучка, Оля, второклассница с двумя аккуратными косичками. Девочка бросилась к бабушке, и они зашагали домой, болтая о всяких мелочах. Восьмилетняя Оля была светом в жизни Алёны Семёновны, её главной радостью. Лариса родила её поздно, уже под сорок, и тогда же попросила мать перебраться поближе. Алёна Семёновна не хотела покидать родной дом, где каждая вещь хранила память о прошлом, но ради семьи согласилась. Она переехала, взяла на себя заботы о внучке — встречала из школы, сидела с ней до вечера, пока родители на работе, а потом возвращалась в свою уютную квартирку. Жильё оформили на дочь — так, для надёжности, ведь стариков легко обмануть, а жизнь — штука непредсказуемая. Алёна Семёновна не возражала: формальность, думала она.
— Бабуля, — вдруг прервала её мысли Оля, широко раскрыв глаза, — мама сказала, что тебя нужно отправить в дом престарелых.
Алёна Семёновна остановилась, будто наткнулась на невидимую стену.
— Куда, родная? — спросила она, чувствуя, как холодеют пальцы.
— Ну, туда, где живут старики. Мама сказала папе, что тебе там будет лучше, скучно не будет, — Оля говорила шёпотом, но каждое слово резало, как нож.
— Да мне туда не надо! Лучше в санаторий съезжу, — ответила Алёна Семёновна, и голос её задрожал, а в голове закружились мысли. Она не верила, что слышит это от ребёнка.
— Только не говори маме, что я тебе рассказала, — прошептала Оля, прижимаясь к её руке. — Я случайно услышала, как они ночью разговаривали. Мама сказала, что уже договорилась с одной тётей, но заберут тебя не сейчас, а когда я чуть подрасту.
— Не скажу, солнышко, — прошептала Алёна Семёновна, открывая дверь квартиры. Руки дрожали, ноги будто ватные. — Что-то мне нехорошо, голова кружится. Прилягу немного, а ты переоденься, хорошо?
Она опустилась на диван, ощущая, как сердце колотится где-то в горле, а в глазах темнеет. Эти слова, сказанные детским голоском, разбили её мир на осколки. Это была правда — страшная, неумолимая правда, которую ребёнок не смог бы выдумать.
Через три месяца Алёна Семёновна собрала вещи и уехала обратно в деревню. Теперь она снимает там угол, копит на маленький дом, чтобы снова обрести опору. Ей помогают старые подруги и дальние родственники, но в душе — пустота и боль.
Кто-то качает головой: «Надо было поговорить с дочерью, выяснить всё». Но Алёна Семёновна знает правду.
— Ребёнок такое не придумает, — твёрдо говорит она, глядя в окно на заснеженные поля. — Поведение Ларисы всё объясняет. Она даже не позвонила, не спросила, почему я уехала.
Видимо, дочь всё поняла, но молчит. А Алёна Семёновна ждёт. Ждёт звонка, хоть слова, но сама не берёт трубку — гордость и обида сковывают её, как кандалы. Она не чувствует за собой вины, но сердце разрывается от этой тишины, от предательства самых близких. И каждый день она спрашивает себя: неужели это всё, что осталось от её любви и жертв? Неужели старость её обречена на одиночество?
