Ох, как наслушалась я соли от соседа. Стоит у порога, вежливо улыбается: «Хозяюшка, соли не дадите? Забыл купить». Дарья, не шевелясь, направилась на кухню, насыпала в баночку. Повернулась – тут же он рядом. «Тут у вас уютно, неплохо живете», – оглядел помещение. Разозлилась на всю мочь: «Вас я в дом приглашала? Без приглашения в дом не лезет! Соль – и подберите на улице». Тот только головой покачал: «Вы, Дарья Ивановна, грубоваты. Мы ведь соседи, хоть как-то…». Обогнула его, узрив, как вновь приоткрылась дверь: «Убирайтесь отсюда. Надоели вам, ваша милость».
Двухэтажный особняк, давно в собственности двоюродного деда, после его кончины достался внебрачной дочке. Смекалистая та оказалась – документы привезла, суд завалила, две комнаты себе влепила. Жить никак не захотела, сразу продала незнакомцу. Пространство перегородили, отдельный вход сделал. Бабушка, разозленная такими треволненьями, в могилу и угрохалась.
События эти потекли, когда Дарье минуло пятнадцать. Все это видела бойко и с тех пор донынюкала в сердце. Соседа, хоть и не виновника бед, терпеть не могла. Мать после смерти родителей вскоре выскочила замуж за холостяка с квартирой. Вход для Дарьи сразу же закрыл. А всё дело в родимом пятне, с детства украшавшем правую часть лица. Прозванные в саду «рыбаюшей», «масляной» – вольности. Отчим же, завершая расчеты с невесткой, переформулировал: «Сама себе дочь мешает». Дарья перевела общение на дистанционные встречи с матерью, только когда та на праздник несчастливо-радостно наведывается.
Человеков не боялась, просто не лезла к ним в глаза. А когда живот запылал и подрос сынишка Альошка, соседи в ужасе замерли. Кто? Кто? Родители с матерью, конечно. Дарья только слезно упрашивала одноклассника Павла, в те ещё не преступного, сделать ей ребенка за золотники. Тот молчал, как пень. А дочеря сияла, зная, что хлеб с маслом от папашки достался.
Когда Альке было пять, старый сосед рюкзак на плечо набрал и в путь. Приехал новый – племянник или откуда. Сам втюхается в половину, воду заметывает, газ. Дарья через зубы терпит все эти танцы: то сверлится, то гвоздики в стену шутит. А сына Алька с матерью в угол сунулся и пыльков в уголик сунул. Понимала, ребенку отца не хватает, но и эту дружбу не поощряла.
Однажды остыла слышать разговорку Альки с соседом: «Мама у меня красивая, а папы нет. Всеми тайнами насытит». Дарья воздух обожгла, застынув в засаде. «Да, красавица у тебя, Алюсик. Но зато, не всякий ж себе даму подпускает». А Алька нахуя: «Петьке Сидорову на ухо дал, что у мамы бородавка – как колдуна из сказки». Сосед засмеялся: «Ну, точно колдунья».
Дарья мигом крикнула: «Алёша, иди с тарелками». Сыночек верхом прибежал: «А дядя Иван может с нами?» Мама, взлянув в пылающие глаза, прохрипела: «Пожалуй, пироги пора доставать».
За столом Алька под утро уснул, а сосед вальяжно подхватил, обернув одеялом. Дарья шепчет: «Чайку или домой будете?». Тот в ответ: «И чаю и это», – и прикосновенства к лицу. Головой закружилось: «Вы ещё, простите, на взлом гостеприимства катиться!» – улыбка в глазах: «Вы, как ежик колючий. Иголки уберите, и…» Усмехнулась и вдруг на глазах: «Обижаю вас, моя рожа…» – Посмотрел как на сокровище: «Пусть вас пугает внешность, но… вы – вдохновляете. Присоветовал бы, да вот… наше совместное будущее на меня ждёт. Завтра стартуем с перепланировки. Прямо как брак – одна крыша над двумя».
Дарья вдруг улыбнулась: «Ты знаешь, верю я. В душе у меня крылья. А пятнышко?» – взглянула украдкой. «Красота и в мелочах, подруга. Иглы пусть остаются, колючка мне по душе», – ласково ответил. И вдруг звон в голове, как будто от счастья внутри всё запело.
