Марфа Семёновна шла по улочкам тихого городка под Тверью, направляясь за внучкой в школу. Лицо её сияло, а каблуки отстукивали по брусчатке, будто в далёкие годы её молодости, когда жизнь казалась бесконечной песней. Сегодня — особый день: она наконец получила ключи от собственной квартиры. Светлая, уютная однушка в новостройке, о которой мечтала годы. Почти два года копила, отказывая себе во всём. Продажа старой избы в селе дала лишь половину суммы, остальное добавила дочь, Лида, но Марфа Семёновна поклялась вернуть каждую копейку. Ей, семидесятилетней вдове, хватало и части пенсии, а молодым — дочери с зятем — деньги нужнее, у них вся жизнь впереди.
В школьном холле её ждала внучка, Светка, второклассница с бантиками. Девочка кинулась к бабушке, и они зашагали домой, болтая о разном. Восьмилетняя Светлана была для Марфы Семёновны главной радостью. Лида родила её поздно, под сорок, и тогда же попросила мать о помощи. Марфа Семёновна не хотела покидать родное село, где каждая щель в полу помнила её шаги, но ради дочери и внучки оставила всё. Переехала ближе, взяла на себя Светкины будни — встречала из школы, сидела до вечера, пока родители на работе, потом уходила в свою малую квартирку. Жильё оформили на Лиду — так, на всякий случай, стариков ведь легко обмануть. Марфа Семёновна не спорила: думала, это просто формальность.
— Бабуль, — вдруг сказала Светка, глядя на неё широкими глазами, — мама сказала, что тебя надо отправить в дом для стариков.
Марфа Семёновна застыла, будто её облили ледяной водой.
— В какой дом, родная? — переспросила она, чувствуя, как мороз ползёт по спине.
— Ну, где старые живут. Мама сказала папе, что тебе там будет хорошо, не заскучаешь, — Светка говорила тихо, но каждое слово било, как обухом.
— Да мне туда не надо! Лучше бы в санаторий съездила, — ответила Марфа Семёновна, голос её дрогнул, а в голове завертелось. Не верилось, что это говорит ребёнок.
— Только, бабуль, не говори маме, что я тебе рассказала, — прошептала Светка, прижимаясь к ней. — Я подслушала, как они ночью разговаривали. Мама сказала, что уже договорилась с какой-то тёткой, но заберут тебя не сейчас, а когда я подрасту.
— Не скажу, ладно, — пообещала Марфа Семёновна, открывая дверь квартиры. Голос дрожал, ноги ватные. — Что-то мне не по себе, голова кружится. Прилягу, а ты переодевайся, хорошо?
Она опустилась на диван, сердце колотилось, в глазах темнело. Эти детские слова разорвали её мир на куски. Это была правда — страшная, невыдуманная правда. Через три месяца Марфа Семёновна собрала вещи и уехала обратно в село. Теперь снимает там угол, копит на избушку, чтобы было своё. Её поддерживают старые подруги и дальние родственники, но в душе — пустота и боль.
Кто-то шепчет за спиной: «Сама виновата, надо было с Лидой поговорить». Но Марфа Семёновна знает своё.
— Ребёнок такого не сочинит, — говорит она твёрдо, глядя в стену. — Поведение Лиды всё объясняет. Она даже не позвонила, не спросила,
