Прошли месяцы. Сменились времена года. Сергей и Лёва стали братьями не по крови, адушевным выбором. Играли, спорили, смеялись, как будто всегда вместе росли.

Дмитрий и сам преобразился. Бизнесмен, раньше меривший жизнь цифрами, научился ценить другое: утренний смех, крепкие объятия, фразу «поможешь с домашкой?», легонько сжимающую его руку детскую ладошку при переходе через дорогу.

Легко не было.

Сначала Лёву мучили кошмары. Он просыпался с криком, закрываясь руками в ожидании удара. Дмитрий тут же прибегал, садился рядом и тихо успокаивал: «Ты дома, Лёва. Здесь тебе ничего не грозит».

Постепенно ночные кошмары приходили реже… а потом и вовсе пропали.

Сергей тоже многому научился. Осознал, что есть дети, растущие в нищете, и делиться своей комнатой – не наказание, а радость. Научился спрашивать: «Пойдёшь играть?» вместо того чтобы гулять одному. Научился гордо улыбаться и говорить «брат».

А Лёва… Лёва расцвёл.

В школе из замкнутого малыша он превратился в любознательного ученика. Рисовал лучше всех в своём классе. Однажды учительница позвонила Дмитрию:

— Дмитрий Петрович, ваш сын Лев написал сочинение про своего героя. Думаем, вам стоит его прочитать.

Дмитрий приехал в школу в тот же день. В тетради были ошибки, но он не обратил внимания. Лёва написал:

«Мой герой не спас меня от чудовища, а от одиночества. Он дал дом, когда я мечтал всего лишь об объятияхтиях. Плаща у него не было, зато была красивая машина. Главное, что он сделал – никогда меня не бросал.»

Дмитрий плакал впервые за многие годы. Тихими слёами в своём автомобиле. Так плачут лишь те мужчины, которые когда-то думали, что у них есть всё… пока не узнали настоящую ценность жизни.

Год спустя суд одобрил опеку окончательно.

Лёва стал не просто «приёмным ребёнком». Теперь он был, по закону, сыном Дмитрия Олеговича Соколова. Сергей радовался больше всех. На судейской фотографии все стояли обнявшись: Дмитрий – в центре, его руки на плечах обоих сыновей. Лёва был в новом пиджаке, но взгляд его остался всё таким же глубоким, как в тот первый вечер.

И когда судья спросил, не хотят ли они что-то сказать перед подписанием документов, Лёва поднял руку:

— Я просто хочу сказать… что иногда нам нужно лишь одно: чтобы кто-то не побоялся обнять.

Тишина в зале. Затем – аплодисменты.

Вечером того дня, в квартире, Сергей быстро заснул. Дмитрий сидел с Лёвой на балконе, глядя на огни большого города Волгограда.

— О чём думаешь? — спросил взрослый.

Лёва взглянул на него сияющими, но больше не пугливыми глазами.

— Как по-другому всё выглядит, когда знаешь – тебя любят.

Дмитрий кивнул. Он понимал это как нельзя лучше.

Лёва положил голову ему на плечо.

— Спасибо, что дал не деньги… а нечто большее.

Дмитрий улыбнулся.

— Спасибо тебе… за то что показал: мне было чем делиться, кроме купюр.

Внизу город продолжал свою бесконечную жизнь.

А высоко в бетонном небе, словно в освещённом окне, мальчик, у которого раньше ничего не было, теперь держал в руках самое сокровенное:

Объятия. Дом. Семью.

Отца.