**Седовласая Девочка**
Шурка уже засыпала, когда мама пришла от соседки. Она рассказывала папе деревенские новости. Их было немного, но одна заинтересовала Шурку: к бабе Нине приехала внучка. Девочка точно помнила, что дочь бабы Нины жила где-то в городе, но сама её никогда не видела. О внучке Шурка тоже не слышала. Баба Нина была неразговорчива. Часто девочка замечала, как старушка сидела на лавке у избы, опустив голову и вытирая лицо концами платка. Видно было, что плакала. О чём горевала бабка, Шурка не раз спрашивала маму, но та молчала. Надо завтра сходить познакомиться с этой нежданной гостьей.
С этими мыслями девочка и уснула.
Утром Александра собралась и отправилась к бабе Нине. Первый визит не удался: внучка спала. Старуха ни за что не стала её будить, и Шурке пришлось зайти позже. Побродив по улице, упрямая девчонка снова направилась к домику на краю деревни. В этот раз внучка не спала — она завтракала. Шурка увидела очень худенькую девочку, одетую в ситцевое платьишко, явно не новое. На голове у неё был повязан голубенький бабушкин платок. Гостья взглянула на Шурку и продолжила завтрак. Она ела медленно, откусывая хлеб крохотными кусочками и запивая его молоком. Вот и весь завтрак. Шурка, правда, и такого редко видела.
В их семье обычно ели картошку с квашеной капустой. Капуста бывала перекисшей, но другой в августе и не найти. Иногда мама делала малосольные огурцы — тогда картошка казалась вкуснее, но огурцы чаще шли на продажу, а малосольные были редким угощением. Молока на большую семью не хватало, а хлеб мама пекла с добавками — то лебеды, то той же картошки.
Девочка села на лавку, дожидаясь, когда гостья доест.
Особого интереса новая знакомая у Шурки не вызвала. Городские девочки всегда были нарядные, с красивыми лентами в косах или бантами. А эта совсем на них не походила. Присмотревшись, Шурка поняла, что девочка очень истощена. Кожа почти прозрачная, через неё просвечивали голубые жилки. Сама не отличаясь упитанностью, Шурка всё же поразилась худобе гостьи.
Наконец, девочка доела хлеб, выпила молоко, собрала крошки со стола и отправила их в рот — так же, как это делала бабушка: смела в ладонь и поднесла ко рту. Затем поднялась и вышла из-за стола. Она была невысокого роста, одна нога слегка подвёрнута в ступне. Держалась сутуло, казалась нескладной. На лице резко выделялся крупный нос, а цвет глаз разглядеть было трудно — она смотрела исподлобья. Подошла к окну, посмотрела на небо и направилась к Шурке.
— Меня зовут Катя. А тебя?
— Я — Шурка, — представилась Александра. — Живу здесь, скоро в школу пойду. Мне семь, а тебе сколько? В какой класс? Ты откуда? Уедешь, когда учёба начнётся?
— Нет, — ответила Катя. — Останусь у бабушки. Мне двенадцать.
Шурка умела считать. Катя старше её на пять лет, значит, пойдёт в пятый класс. Но что-то не сходилось. Брат Коля тоже должен идти в пятый — а он уже ростом с отца, на сенокосе работает, топором управляется. А Катьку с топором и не представить. Она выглядела, как первоклашка.
— Ты в пятый? — недоверчиво спросила Шурка. — Там здоровые лбы учатся, некоторым уже по пятнадцать. Тебя заклюют.
— Нет, в первый, — Катя замолчала, а Шурка онемела от удивления. — Я ещё не ходила в школу.
— Почему? — строго спросила Александра.
— Долго болела. Потом врачи не разрешали. Вот и пойду только сейчас.
Неожиданно Катя расплакалась. Шурка посмотрела на неё и ушла домой.
«Странно всё это, — думала она по дороге. — Чем же Катька так болела, что в школу не пускали?»
В деревне хватало переростков — папа говорил, из-за войны многие бросали учёбу. Но Катя-то точно не из-за войны. Разобраться, когда она родилась и была ли война в её жизни, Шурка не могла. С годами у неё всегда путаница. Вот до сих пор не понимает, как сестра Нина может быть старше, если та родилась в 1936-м, а она — в 1946-м. Сорок шесть ведь больше тридцати шести!
Работа в огороде, в основном с огурцами, отнимала время: то полить, то собрать, то перебрать на продажу. Видела пару раз, как Катя с бабушкой ходили в лес. Но играть было некогда.
Наступило первое сентября. Шурка в новом ситцевом платье и сандалиях отправилась в школу. Там она и увидела Катю. Та тоже была в новом платье и сандалиях, немного пополневшая, но всё так же смотревшая исподлобья. На голове — платочек, только не голубой, а белый с розочками. Среди первоклашек Катя не выделялась.
Школьная жизнь началась. Скоро все перезнакомились, подружились. Правда, мальчишки пытались стащить с Кати платок, но учительница строго запретила, объяснив, что у девочки после болезни выпали волосы и ей холодно.
Но Катя удивляла другим. Она почти не выходила в коридор, не играла с девочками, мальчишек боялась. А ещё пугалась громких звуков. Стоило проехать мимо школе трактору — Катя бледнела, сжималась в комок и пряталась под парту. Как-то в сентябре случилась гроза. При вспышке молнии девочка потеряла сознание. Еле привели в чувство. Два дня она в школу не ходила.
Училась Катя отлично, охотно помогала отстающим.
Перед Новым годом школу посетил врач. Детей осматривали, взвешивали, проверяли на вшивость. Когда очередь дошла до Кати, все с любопытством уставились на неё — всем хотелось увидеть, отросли ли волосы. Врач стянул с её головы платок, и класс замер.
У Кати были две хорошие косички, уложенные в «корзинку». Но волосы у неё были совершенно седыми. Седые пряди рассыпались по бледному лицу. Нос покраснел от слёз.
— Баба Яга! — не сдержался Петька Чижов. — Катька, ты настоящая Баба Яга! К костюму даже готовиться не надо — растрёпь волосы, бабкину одежду надень и вперёНо Шурка снова вскочила, подбежала к Петьке и, глядя ему прямо в глаза, твёрдо сказала: «А если твою маму на войне разорвало бы на куски, ты бы тоже седым стал», и класс внезапно затих, потому что в этой тишине все вдруг поняли, как страшно бывает жить.
