Сегодня утро встретило серым небом, только стук тяжелых чемоданов по садовой дорожке нарушал тишину.
Семьдесят шесть лет. Я, Маргарита Иванова, молча уходила от каменного дома, когда-то такого теплого. Сын, Борис, стоял на крыльце со скрещенными руками. Его жена, Лиза, прислонилась к косяку двери.
«Прости, мама, — пробормотал Борис упрямо. — Мы больше не справляемся. Пора тебе в пансионат. Там будет лучше».
Я не ответила. Ни слезинки. Лишь чуть дрогнули пальцы, крепче сжимая потрепанные кожаные ручки. В чемоданах – не вещи. Тайна. Тяжелая и горькая. Я ушла, не оглядываясь. Не заслужили они моего лица.
***
Через три часа я сидела в скромной комнате пансионата. Чисто. Пусто. Бежевые шторы, простая кровать. Глядя в окно, вспоминала сад, где копошилась, и внуков, звонко кричавших: «Бабуля!». До того как Лиза зашептала свою злобу, Борис стал отводить глаза, а между нами выросла стена.
Из сумки достала крошечный ключ. Он холодно блеснул. Ключ от банковской ячейки. Хранилища.
Ведь было так: мой покойный супруг, Андрей, еще в 1983-м вложил деньги в рискованное предприятие – производство радиодеталей. Многие крутили пальцем у виска. Но я верила ему. Фирма разрослась, слилась с гигантом. После смерти Андрея я хранила акции. Тихо продавала часть на пике, когда все гнались за техникой. Борису не говорила. Боялась, что деньги погубят семью. Боялась не зря.
Любовь сына таяла, как весенний снег, уступая место обиде. Особенно после его женитьбы.
Но я не трогала те деньги. Не из злобы. Ждала. Ждала чего-то? Или кого-то?
***
В пансионате появилась Ирина. Молодая девушка-волонтер, двадцать с небольшим. Энергичная, с озорными искорками в глазах. Разносила еду, болтала без умолку, относилась ко мне не как к беспомощной старухе, а… как к человеку.
Однажды она застала меня у карты на стене. «Вы были в Греции, Маргарита Петровна?»
Я улыбнулась сквозь грусть. «Нет, мечтали с Андреем. Да жизнь помешала».
«Так съездите! — воскликнула Ира. — Никогда не поздно!»
Я крепче сжала подлокотники кресла. «Возможно… Возможно, так и сделаю».
Вечером достала пожелтевший конверт. Банковские выписки. Акции. Документы на ячейку. Доказательство. Скрытого состояния в 135 миллионов рублей.
Деньги ждали. Для меня семья была дороже. Но, видимо… настоящая семья не всегда из крови.
***
Дома Борис изводился: «Как ты думаешь, Лиз, маме там нормально?» Лиза отмахивалась: «Зато теперь место для детской». Борис терзался. Не рано ли? Может, у нее деньги есть? Гордый, спокойный уход матери подточил его уверенную до этого душу, оставив щемящую тревогу, как нож.
Я надела лучший выглаженный плащ. Маленький ключ в кармане горел свинцом.
В банке служащий водрузил тяжелый ящик на столик. Открыла медленно, осторожно. Внутри: документы, потрепанная тетрадка, бархатный мешочек со старинными золотыми монетками — часть андреевской коллекции. Выдохнула. Выдох, копившийся годами. Терпение. Верность. Разочарование.
Теперь это было *мое*. И решит это только я.
***
Ира заметила перемену: взгляд ярче, спина прямее, голос тверже. «Вы что-то затеваете, Маргарита Петровна!» — смеялась она.
Я улыбнулась в ответ. «Вполне возможно».
Позже протянула ей запечатанный конверт. «Если что… Открой».
Ира удивленно моргнула. «Что там?»
Я подмигнула: «Скажем так… благодарность за то, что видела в старухе человека».
«Вы сами научили меня, что доброта жива. Что ласковое слово, искренняя улыбка способны озарить любую тьму».
А Борис, снедаемый мыслями, приезжал в пансионат под разными предлогами. Не обманешь.
«Тебе что-то нужно?» — спросила я спокойно, помешивая чай.
Он отвел взгляд. «Так… Проверить, может, помощь нужна. Деньгами… жильем каким…»
После долгой паузы я тихо ответила: «Нет, Боря. Я теперь там, где надо».
Ни слова о деньгах. Ни намека на прощение. Новое завещание уже лежало у нотариуса.
***
Через два месяца я уснула и не проснулась. На лице – покой.
Похороны были тихие, немноголюдные. Борис и Лиза стояли в сторонке, смущенные и холодные. Плакала только Ирина.
Вечером она одна вскрыла конверт в своей маленькой квартирке.
*«Дорогая Ирочка,*
*Ты напомнила мне, что доброта жива. Что ласковое слово, искренняя улыбка способны растопить самый холодный лед. Хочу, чтобы у тебя было то, что я не смогла дать родным: доверие и счастье.*
*Прилагаю доступ к ячейИрина, сжимая письмо и ключ, поклялась честно распорядиться подарком старушки и в память о ней отправилась в Грецию, где за столиком маленькой кофейни с видом на море, полная надежд на будущее, тихо шепнула: «Спасибо, Маргарита Петровна».
