— Ты чего несешь, Галька?! Да быть такого не может! — Раиса Петровна так хлопнула кулаком по столу, что чашки со вчерашним чаем подпрыгнули. — Может, тебе померещилось?
— Мам, да я ж не слепая! — Галя нервно затягивалась на кухне, стряхивая пепел прямо на линолеум. — Возле «Почты России» стоял, с дядей Федей беседовал. Постарел, конечно, весь седой, но это точно он — наш Витька. Я чуть в обморок не шлепнулась!
— Господи-батюшка… — бабушка опустилась на стул, прижала ладонь к груди. — Давай мне корвалолу, скорее!
Галя бросилась к аптечке, но руки дрожали так, что не могла открыть флакон.
— Мам, да ты не парься так! Может, он просто в командировке. Дела какие-то…
— Какие дела?! — бабушка залпом выпила капли, скривилась. — Какие у него тут дела после всего? Думал, мы забыли, да? Простили?
Дверь хлопнула, в прихожей загремели калоши. Женщины затихли. В кухню вошел Иван Семёнович, муж Раисы Петровны, скинул продубленную кепку, повесил на вешалку телогрейку.
— Чего вы тут как мыши на крупу надулись? — буркнул он, подошел к раковине, начал намыливать руки. — Физиономии какие… Кто умер?
— Вань… — бабушка сглотнула ком в горле. — Витёк вернулся.
Мужик застыл. Вода продолжала литься, а он стоял с мыльными руками и пялился в окно.
— Врёшь, — тихо выдавил.
— Галя видела. У почты.
Иван Семёнович медленно сполоснул руки, вытер их об полотенце. Лицо стало каменным.
— Значит, таки решился показаться, сукин сын. Думал, время лечит, да? Как бы не так! — Он плюхнулся на стул, налил себе чай из заварочника. — А Людка в курсе?
— Откуда? Она на огороде с утра ковыряется, — Галя затушила бычок в блюдце. — Говорить?
— Говорить?! — Иван Семёнович вскипел. — Ты её вчера видела? Как она сияла, что Надьку в МГУ взяли? Впервые за десять лет по-человечески смеялась! И ты хочешь это всё порушить?
Раиса Петровна вздохнула, начала собирать крошки со стола.
— Вань, но если он правда тут, она же сама его встретит. Посёлок наш маленький. Лучше мы скажем…
— Боже ж ты мой… — мужик потер лоб. — Жили ведь, Людка в норму вошла, Надька умница растёт… И вот те на…
Галя подошла к окну, выглянула во двор.
— Может, он не к нам? По делам приехал? Ведь не факт, что…
— Дела! — фыркнул отец. — Какие у него тут дела? Все свои дела он закрыл, когда свалил, как последняя мразь!
В это время калитка скрипнула, и во двор вошла Людмила Витальевна, младшая дочь. Высокая, подтянутая, несмотря на возраст, она несла ведро с картошкой. Волосы, собранные в хвост, выбились из-под платка, щёки порозовели от работы на воздухе.
— Картошечка — загляденье! — крикнула она с порога. — Мам, сейчас почищу, поджарю с лучком!
Вошла на кухню, поставила ведро у раковины и сразу почувствовала напряжение.
— Чего случилось? — насторожилась. — Вы все какие-то…
Раиса Петровна и Галя переглянулись. Иван Семёнович уткнулся в чашку.
— Людка, садись, — тихо сказала мать.
— Мам, ты меня пугаешь. Что-то с Надькой?
— С Надей всё в порядке. Она в читалке. Люда… Витя приехал.
Людмила Витальевна медленно опустилась на стул. Лицо побелело, руки легли на стол.
— Когда? — только и спросила.
— Галя его сегодня видела. У почты, — бабушка осторожно погладила дочь по руке. — Доченька, ты как? Может, корвалолу?
— Не надо, — Люда покачала головой. — Я в порядке. Просто… не ждала. Думала, он не вернётся.
— И правильно думала! — не выдержал отец. — Нефиг тут ему делать! Натворил делов — пусть там и живёт, куда сбежал!
— Пап, хватит, — тихо сказала Люда. — Это всё в прошлом.
— В прошлом?! — отец вскочил. — А ты забыла, как по ночам рыдала? Как Надька спрашивала, где папка? Как одна тянула всё? Работа, ребёнок, дом… А он где был? Где?!
— Вань, успокойся, — бабушка попыталась усадить его. — Соседи услышат.
— А пусть! Пусть знают, какой он…
— Хватит, пап, — Люда поднялась, подошла к окну. — Я понимаю, ты за меня переживаешь. Но криком делу не поможешь.
Она стояла молча, глядя на огород, где ровными рядами росли помидоры, огурцы, морковка. Все эти годы она вкладывала душу в эту землю, в дом, в дочь. Жила тихо, по расписанию. Работала в школе математичкой, растила Надю, помогала родителям. Никого не подпускала близко, хотя сватались. Не могла. Что-то внутри окаменело тогда, десять лет назад, когда он ушёл.
— Мам, а дядя Витя сильно изменился? — вдруг спросила она, не оборачиваясь.
Галя замялась.
— Ну… постарел. Седой. Худой. Одет по-городскому.
— Значит, не бедствует, — сухо заметила Люда.
— Людка, — осторожно начала бабушка, — а ты… думала, он может прийти? Поговорить захотеть?
— Не знаю, мам. С одной стороны — хочется узнать, как он жил. С другой — страшно.
Калитка скрипнула. Во двор вбежала девчонка лет семнадцати — высокая, светловолосая, вылитая мать.
— Бабуля! Деда! — крикнула она с порога. — Мам! Ты представляешь, что мне Танька Шмелёва сказала?!
Надя влетела на кухню, раскрасневшаяся.
— Говорит, моего отца видели! Представляешь? Десять лет прошло, а она его узнала!
Все замерли. Надя оглядела взрослых, поняла, что что-то не так.
— Вы… уже знаете? — растерялась она. — Мам, это правда?
Людмила Витальевна обняла дочь за плечи.
— Правда, зайка. Тётя Галя его видела.
— И что теперь? — Надя округлила глаза. — Он к нам придёт? Он… захочет меня увидеть?
— Не знаю, доченьНа крыльце Людмила взяла Виктора за руку и тихо прошептала: «Попробуем, но не обещаю, что прощу».
