Так начался мой последний день учительницей начальных классов в обычной школе.
Без смеха. Без злости. Просто ровный голос, будто о погоде говорят:
— Вы не умеете в ТикТоки. Моя мама говорит, что старушки вроде вас должны на пенсию.
Улыбнулась. Научилась не принимать близко к сердцу.
Но всё же… что-то внутри надломилось ещё чуть-чуть.
Меня зовут Анна Ивановна.
36 лет учила первоклашек в Нижнем Новгороде.
Сегодня последний раз упаковываю класс.
Когда начинала в конце 80-х, учительство было призванием. Священным союзом.
Нам доверяли. Даже уважали.
Зарплата — копейки, но почтение дороже миллиона рублей.
Родители на собрания приносили пирожки.
Дети рисовали открытки с кривыми буквами и косыми сердечками.
А когда кто-то впервые читал вслух…
Такой радости ни одна зарплата не купит.
Но что-то переменилось.
Тихо. Незаметно. Год за годом.
Пока однажды не оглянулась и не узнала дело, которое когда-то обожала.
Дело не в планшетах или интерактивных досках — хотя и в них тоже.
Дело в усталости.
Безразличии.
Одиночестве.
Раньше вечера резала бумажные яблоки для стен.
Теперь — фиксирую каждую шалость в приложении, вдруг родители в суд подадут.
Орали на меня перед всем классом.
Не дети — родители.
Один заявил:
— Вы детей не понимаете! Я видео в телефоне сына видел!
Снимали, как я успокаивала плачущего ребёнка.
Никто не спросил, как я себя чувствую.
Никому не важно, что я живу на валидоле, кофе и силе воли.
Дети тоже другие.
И не их вина.
Растут в мире слишком быстром, шумном, отстранённом.
Приходят невыспавшиеся, перекормленные мультиками, без душевных навыков.
Одни злые. Другие испуганные.
Многие не знают, как карандаш держать, как очередь ждать или «пожалуйста» сказать.
А мы должны всё исправить.
За 6 часов. Без помощников. С 28 учениками. И на бюджет, где на пирожки денег нет.
Помню, класс был островком спокойствия.
Был уголок с подушками для чтения.
Каждое утро пели.
Учились доброте раньше умножения.
А теперь?
Требуют «образовательные цели», «показатели» и «измеримые результаты».
Моя ценность — как шестилетка тестик в марте заполнит.
Однажды директор сказал:
— Вы слишком добрая. Нам результаты важны.
Словно любовь к детям — преступление.
Но держалась.
Потому что были моменты. Маленькие святыни.
Мальчик просиптел:
— Вы как бабуля. Я б к вам переехал.
Другой оставил записку:
— Здесь всё в порядке.
Или тихоня, впервые глянувший в глаза:
— Я сам прочитал!
Хваталась за эти мгновения как за спасательные круги.
Напоминали: мир может считать иначе, но дело моё всё же важно.
Но этот год… добил.
Участились вспышки злости.
Один стул через класс швырнул. Другой пригрозил «принести кое-что из дома», когда попросила сесть.
Телефон в классе стал экстренной линией.
Психолог уволилась в октябре.
К ноябрю замены кончились.
Выгорание висело в воздухе плотным туманом.
А я?
Стала чувствовать себя невидимкой. Лишним звеном.
Как гвоздь в мире цифровых молотков, которым ручной труд не нужен.
Сегодня упаковываю класс.
Снимаю с стен выцветшие рисунки — некоторые ещё из 90-х.
Вот коробка с открытками от выпуска 1995-го.
Одна гласит:
— Спасибо за любовь, хоть я озорник.
Заплакала.
Потому что тогда быть учителем значило что-то.
Теперь — работа, за которую будто извиняться надо.
Никаких торжеств. Ни речей.
Только рукопожатие от нового директора, назвавшего меня «Анна Ивановна» и прервавшегося на телефон.
Оставила коробку наклеек. Кресло-качалку. Терпение.
Забрала лишь память о каждом ребёнке, смотревшем на меня с восторгом, доверием или благодарностью.
Это моё. Не отнять.
Не знаю, что дальше.
Может, в библиотеку волонтёром.
Может, научусь хлеб печь.
А может, просто сяду на крылечке с чаем, вспоминая мир, который был мягче.
Потому что скучаю.
Скучаю, когда учитель был другом, а не мишенью.
Когда родители и школа сообща работали.
Когда образование означало жизнь, а не оценки.
Если ты педагог — поймёшь.
Не ради каникулов терпели.
Ради малыша, впервые завязавшего шнурки.
Ради того, кто улыбнулся после недель молчания.
Ради тех, кому мы нужны были так, что никаким тестом не измерить.
Делали это из любви. Надежды. Веры в лучшее.
Так что если встретишь учительницу — нынешнюю или бывшую — поблагодари.
Не кружкой. Не пирогом.
Взглядом. Словом. Уважением.
Потому что в мире, что мчится без оглядки, они останавливали время.
В системе, что рухнула, они держались.
В обществе, что забыло, они помнили каждого ребёнка.
Пусть учителя прошлого знают — их не забыли.
Нынешние — они не одни.
