**Седящая Девочка**
Шура уже засыпала, когда мать пришла от соседки. Та рассказывала отцу деревенские новости. Их было немного, но одна заинтересовала девочку: к бабе Агриппине приехала внучка. Шура точно помнила, что дочь старухи жила где-то в городе, но сама её никогда не видела. О внучке тоже не слышала. Баба Агриппина была неразговорчива. Часто Шура замечала, как старуха сидела на лавке у избы, опустив голову и вытирая лицо концами платка. Видно было, что плакала. О чём — девочка не раз спрашивала мать, но та молчала. Завтра надо пойти познакомиться с этой внучкой. С этими мыслями Шура и уснула.
Утром Александра собралась и отправилась к бабе Агриппине. Первый визит оказался неудачным: внучка спала. Бабка и слышать не хотела о том, чтобы её будить, и Шуре пришлось прийти позже. Побродив по улице, упрямая девчонка снова постучалась в дверь. Внучка не спала — она завтракала. Шура увидела худенькую девочку в ситцевом платьице, явно не новом. На голове у неё был повязан голубой бабушкин платок. Девочка взглянула на гостью и продолжила есть. Она откусывала хлеб крохотными кусочками и запивала молоком. Вот и весь завтрак. Шура и такой редко видела.
В их семье обычно ели картошку с квашеной капустой. Капуста была перекисшей, но другой в августе не было. Иногда мать делала малосольные огурцы — тогда картошка казалась вкуснее, но огурцы шли на продажу, и лакомиться ими удавалось редко. Молока на большую семью не хватало, а хлеб мать пекла с добавками — то лебеды, то той же картошки.
Девочка села на лавку, дожидаясь, пока гостья поест. Особого интереса новая знакомая у Шуры не вызвала. Городские гости обычно были нарядными, с лентами в косах или бантами, а эта совсем на них не походила. Присмотревшись, Шура заметила, что девочка очень исхудавшая. Кожа почти прозрачная, сквозь неё просвечивали тонкие голубые вены. Сама не слишком упитанная, Шура всё же удивилась такой худобе.
Наконец, девочка доела хлеб и допила молоко. Собрала крошки со стола и подбросила их в рот — точь-в-точь как бабушка делала: смахнула в ладонь и отправила в рот. Гостья встала и вышла из-за стола. Она была невысокого роста, одна нога слегка подворачивалась. Девочка казалась сутулой и нескладной. Лицо выдавал крупный нос, а цвет глаз разглядеть было трудно — она смотрела исподлобья. Подошла к окну, взглянула на небо, затем — к Шуре.
— Меня зовут Маша. А тебя?
— Я — Шура, — отозвалась Александра. — Живу тут, скоро в школу пойду. Мне семь лет. А тебе сколько? В какой класс пойдёшь? Откуда приехала? Ты ведь уедешь, когда учёба начнётся?
— Нет, не уеду, — ответила Маша. — Буду жить у бабушки и учиться тут. Мне двенадцать.
Что-что, а считать Шура умела. Прикинула — Маша старше на пять лет, значит, пойдёт в пятый класс. Но сомнение закралось: девочка совсем не походила на пятиклассницу. Брат Коля тоже должен был в пятый идти — так он здоровенный, на сенокосе работает, топором управляется, а Машку с топором и представить нельзя. Да и на любую работу — тоже.
— Ты в пятый класс? — недоверчиво спросила Шура. — Там такие здоровяки учатся, некоторым по пятнадцать. Тебя заклюют.
— Нет, в первый, — тихо сказала Маша. Шура онемела от изумления. — Я ещё не ходила в школу.
— Почему? — строго спросила Александра.
— Долго болела. Потом врачи не разрешали. Вот и пойду только в первый класс, — неожиданно расплакалась девочка. Шура посмотрела на неё и ушла.
«Странно всё это, — думала она по дороге. — Чем же Машка так болела, что в школу не пускали?» Хотя в школе и так хватало переростков — отец говорил, многие из-за войны учёбу бросили. Но Машка-то явно не из-за войны.
Разобраться с годами девочка не могла. Она до сих пор не понимала, как сестра Нюра может быть старше, если родилась в 1936-м, а Шура — в 1946-м. Сорок шесть больше тридцати шести! А Нюра утверждает, что старше.
Работа в огороде — в основном с огурцами — не оставляла времени навестить Машу. Видела её пару раз: ходила с бабкой в лес. Но играть было некогда.
Наступило первое сентября. Шура в новом ситцевом платье и сандалиях отправилась в школу. Там она и увидела Машу. Та тоже была в новом платье, но на голове — белый платочек с розочками. Девочка немного пополнела, но всё так же смотрела исподлобья. Среди первоклашек она не выделялась — некоторые были и повыше, и поздоровистее.
Школьная жизнь началась. Дети быстро познакомились, подружились. Мальчишки пытались стянуть с Маши платок, но учительница строго запретила, объяснив, что у девочки после болезни плохо растут волосы, и ей холодно без платка.
Но Маша удивляла другим. Она почти не выходила в коридор, не играла, мальчишек даже боялась. Ещё её пугали громкие звуки: если мимо школы проезжал трактор, она бледнела, сжималась в комок и пряталась под парту. Однажды в сентябре грянула запоздалая гроза. При вспышке молнии Маша потеряла сознание. Еле привели в чувство. Два дня не приходила, потом вернулась. Училась она отлично, помогала отстающим.
Школа готовилась к Новому году. Ставили сказку «Мальчик-с-пальчик». Желающих играть Бабу-Ягу не нашлось — все хотели быть принцами да феями.
Перед праздником в школу пришёл врач на осмотр. Взвешивали, измеряли рост, проверяли головы на вшей. Когда очередь дошла до Маши, все с любопытством уставились на неё — всем хотелось увидеть, как подросли её волосы. Врач резко сдёрнул платок, и класс замер. У Маши были две аккуратные косички, уложенные «корзиночкой», но волосы — совершенно седые.
— Баба-Яга! — неожиданно крикнул Петька Чижов. — Машка, ты настоящая Баба-Яга! Костюм даже не нужен: распусти волосы, баШура в тот же миг вскочила и со всей силы ударила Петьку по лицу, а потом крепко обняла Машу, и с тех пор больше никто в деревне не смел дразнить седую девочку.
