– Что это значит, Борис? – голос Галины дрожал от гнева. – Ты решил привести сюда эту… эту особу в мой дом?
– Галя, успокойся, дай объяснить, – Борис нервно перебирал ключи в кармане.
– Что тут объяснять? – Галина резко махнула рукой в сторону молодой женщины у порога. – Тридцать лет вместе, а ты ко мне с любовницей?!
Девушка потупила взгляд, явно не находя себе места.
– Она не любовница, – устало вздохнул Борис. – Это Люба. Моя дочь.
Галина застыла, словно её оглушили.
– Какая дочь?! У нас есть Серёжа, других детей у нас нет!
– У меня есть, – тихо ответил он. – Ей двадцать девять.
Галину резко подкосило. Она ухватилась за вешалку, чтобы не упасть.
– Ты что, совсем рехнулся? Мы же тогда уже были женаты…
– Да. Были.
Борис сделал шаг к жене, но та отпрянула.
– Не подходи! Говори сразу всё.
Люба робко подняла глаза.
– Может, мне уйти? Я не хотела…
– Сиди, – отрезала Галина. – Раз уж влезла в нашу жизнь – слушай до конца.
Перебравшись в гостиную, Галина рухнула в кресло, Борис присел на диван, а Люба замерла у двери.
– Садись, – неожиданно смягчилась Галина. – Не трясись.
Люба робко опустилась на край.
– Начинай, – приказала Галина мужу.
Борис провёл рукой по лицу.
– Помнишь, я ездил в командировку в Тольятти? Когда Серёжа болел…
– Помню. Три месяца там проковырялся.
– Там я познакомился с Ириной. Её матерью.
Галина сжала кулаки.
– Дальше.
– Работали на одном объекте. Сблизились… Не планировал, само вышло.
– Само? – её голос стал ледяным. – Ты сам всё решил.
– Да. А когда вернулся – забыл как страшный с梦. Пока она не написала через полгода после родов…
Галина перевела взгляд на Любу.
– Ты знала?
Та кивнула.
– Мама рассказала в восемнадцать. Сказала – у папы своя семья, не лезь.
– И как ты к этому…?
– Злилась. Хотелось, как у всех – с папой. Но мама говорила – взрослые ошибаются, а страдают дети.
Галина вновь уставилась на мужа.
– Тридцать лет молчал?
– Да. Но что я мог сделать? Разрушить семью?
– Мог не врать.
– Высылал им деньги, – пробормотал Борис. – Подрабатывал…
– А я-то думала, на ремонт копим!
Галина закрыла лицо руками. Слишком много за раз.
– Почему сейчас привел?
– Мама умерла, – тихо сказала Люба. – Рак…
Галина невольно дрогнула.
– Сочувствую…
– Осталась совсем одна. Квартиру пришлось продать – долги…
– Вот Борис и решил спасать, – горько усмехнулась Галина. – А мне сказал – совещание в Питере!
Борис опустил голову.
– Гал…
– Молчи! – она резко встала и заходила по комнате. – Ты где работаешь?
– Медсестрой. Но платят копейки…
– Образование?
– Медучилище. В институт не получилось – мама болела…
Галина остановилась у окна. Во дворе ребятня гоняла мяч – обычная жизнь, в которой вдруг всё перевернулось.
– Мам, ты чего орешь? – в дверях появился Сергей. Увидев незнакомку, нахмурился. – Это кто?
– Твоя сестра, – холодно сказала Галина.
Сергей остолбенел.
– Ты что, больная? Какая сестра?!
– Твой отец, выходит, – Галина язвительно вытянула губы. – Году в девяносто втором…
Сергей медленно опустился на стул.
– Пап… Ты серьезно?
Борис только кивнул.
– ……Три года разницы, – пробормотал Сергей, рассматривая Любу. – И о тебе никто не знал…
– Я сама не знала, куда деться, – тихо сказала Люба. – Борис Николаевич предложил пожить тут… временно.
Галина резко повернулась:
– «Борис Николаевич»? Не папа?
– Вы же не хотите, чтобы я…
– Точно не хочу! – фыркнула Галина. Но вдруг разглядела в девушке его черты – тот же разрез глаз, линию подбородка…
– Ладно, – неожиданно сдалась она. – Живи. Но условия: помогаешь по хозяйству, ищешь работу. На шее не сидишь.
– Спасибо, – Люба едва не расплакалась.
– И чтоб никаких «мам». Я – Галина.
Сергей недоверчиво покачал головой:
– Странно… Старшая сестра… А характер какой?
Люба растерянно улыбнулась:
– Спокойный… Люблю читать, готовить…
– Тогда давайте ужин, – вдруг решила Галина. – Покажи, чему тебя твоя мать научила.
На кухне зазвенела посуда. Сергей пошел помогать, Борис поплелся следом – виноватый, растерянный.
Галина осталась одна. За окном зажигались огни – в других семьях наверняка тоже кипели свои драмы.
Она сжала кулаки. Простить? Выгнать их всех? Не знала.
Одно было ясно – муж вернулся не один. И теперь всё изменилось. Навсегда.
