— Татьяна, ты хоть осознаёшь, что она натворила? — Ольга Викторовна нервно перебирала в руках платок, глядя на дочь покрасневшими от слёз глазами. — Квартира! Дача! Даже мамина шкатулка с кольцами! Всё этому… этому Николаю Семёновичу!

Татьяна молча стояла посреди комнаты, где ещё вчера стоял бабушкин комод с семейными фотографиями. Теперь здесь была пустота, будто выметенная метлой.

— Мам, давай сядем, поговорим спокойно, — предложила она, но голос дрожал.

— Да о чём тут говорить?! — всплеснула руками Ольга Викторовна. — Я всю жизнь за мамой ухаживала! Лекарства, врачи, продукты! А этот сосед только улыбался да «здравствуйте, Надежда Михайловна» бубнил!

Татьяна опустилась на диван. Она помнила деда Колю, как его все звали. Низенький, аккуратный старичок, всегда в выглаженной рубашке. Бабушка часто рассказывала, как он ей помогает — то кран починит, то в магазин сходит, когда ноги совсем отказывали.

— Мама, а может, бабуля не просто так решила? — осторожно предположила Татьяна.

Ольга Викторовна резко обернулась.

— Ты что, с луны свалилась? Он её заколдовал! Или напугал! Нет, я в суд подам, пусть разберутся! Старая была, не понимала, что подписывает!

— Мам, бабушка до последнего дня кроссворды решала и сплетничала про тётю Люду с пятого этажа, — тихо напомнила Татьяна.

Но мать не слушала. Она металась по комнате, размахивая руками.

— Ну помогал, ну и что! А я что, не помогала? Я же родная дочь! У меня права есть!

В дверь деликатно постучали. Татьяна пошла открывать, сердце ёкнуло — она догадывалась, кто там.

На пороге стоял Николай Семёнович с небольшим букетом белых ромашек. Лицо его было усталым и печальным.

— Добрый день, — сказал он тихо. — Можно войти? Хотел бы объясниться.

— Вот и объяснитесь! — выкрикнула из комнаты Ольга Викторовна, появляясь в коридоре. — Как вы посмели обмануть старушку?!

Николай Семёнович сжал губы, но в глазах не было злости — только грусть.

— Ольга Викторовна, давайте присядем. Я понимаю ваши чувства.

— Ничего вы не понимаете! — не унималась она. — Вы же знали, что у неё есть семья!

— Знал, — кивнул он. — И никогда не просил Надежду Михайловну ни о чём.

Он прошёл в комнату, поставил цветы на подоконник. Татьяна заметила, как дрожат его руки.

— Хотите, я расскажу, как всё было? — спросил он, оборачиваясь к ним.

— Рассказывайте, — холодно бросила Ольга Викторовна. — Послушаем с улыбкой.

Николай Семёнович медленно опустился в бабушкино кресло.

— Мы познакомились четыре года назад, когда я переехал. Жена умерла, дети живут далеко, решил сменить квартиру. Надежда Михайловна первая зашла, пирожки принесла. Сказала: «Одинокому мужчине тяжело, а соседи должны друг другу помогать».

— И вы сразу смекнули, что она одинокая пенсионерка, да? — ехидно перебила Ольга Викторовна.

— Я понял, что ей не хватает общения, — спокойно ответил он. — Мы пили чай, и она рассказывала про внучку, которая в другом городе, про дочь, которая вечно занята. Говорила: «Приходят раз в неделю, набегом — убрала, приготовила и убежала».

Татьяне стало стыдно. Это была правда. Мама приезжала по воскресеньям, проводила пару часов и уезжала. А сама Татьяна бывала и того реже — работа, муж, дети…

— Мы стали общаться, — продолжал Николай Семёнович. — Она любила поговорить, а мне после смерти жены было одиноко. Когда она болела, я ей суп варил, лекарства приносил.

— За это она вам всю жизнь отписала? — не поверила Ольга Викторовна.

— Она ничего не отписывала специально, — вздохнул он. — Просто однажды сказала: «Коля, дочь меня любит, но живёт своей жизнью. А ты стал мне как сын, которого у меня не было».

Он замолчал, глядя в окно. Потом повернулся к Ольге Викторовне.

— Она переживала, что вы устаёте. Говорила: «Оля работает, внуков поднимает, а я тут со своими болячками». И добавляла: «Коля меня понимает, ему тоже одиноко, мы друг другу нужны».

— Красивые слова! — вспыхнула Ольга Викторовна. — А на деле вы обманули старую женщину!

— Мама, — тихо остановила её Татьяна. — Дайте ему договорить.

— Надежда Михайловна сама предложила завещание, — продолжил Николай Семёнович. — Я отказывался. Говорил: «У вас же родные есть». А она отвечала: «Им и без меня хорошо, а ты останешься ни с чем. Хочу, чтобы ты жил спокойно».

Он встал, прошёлся по комнате.

— Я предлагал: давайте часть дочери, часть внучке. Но она была упрямая. Сказала: «Я решила, и всё. Ты мне дороже всех, потому что ты рядом, когда мне плохо».

Ольга Викторовна фыркнула.

— Очень трогательно! И что теперь нам делать?

Николай Семёнович остановился, посмотрел на неё.

— Ольга Викторовна, я пришёл, чтобы всё вам передать. Квартира, дача — забирайте. Мне это не нужно.

Наступила тишина. Татьяна смотрела на него в изумлении, а мать растерянно моргала.

— Как… передать? — наконец спросила Ольга Викторовна.

— Оформим дарственную, — просто ответил он. — Себе оставлю только немного денег да мамины фотографии.

— Мамины фотографии? — не поняла она.

— Надежда Михайловна просила их сохранить. Там её родители, брат, погибший на войне. Боялась, что они потеряются. Говорила: «Ты же понимаешь, что такое память».

Татьяне стало не по себе. Она вспомнила, как бабушка показывала ей эти фото, рассказывала историю каждой карточки. А она лишь кивала, думая о своих делах…

— Почему вы так поступаете? — спросила она.

Николай Семёнович грустно улыбнулся.

— Надежда Михайловна хотела, чтобы я был счастлив. Но как я могу быть счастлив, зная, что из-за меня в семье горе?

— А кольца? — напомнила Ольга Викторовна. — Мамина шкатулка?

— Берите. Там колеОни сидели тихо, и в комнате пахло ромашками, будто самой бабушкой, которая, как знать, может быть, сейчас где-то тихо улыбалась.