— Слушай, Надь, собирай вещи! Мама тебя ждёт! — Дмитрий швырнул на кровать поношенный рюкзак и начал вытаскивать из шкафа её кофты и платья.
— Что значит «ждёт»? Дима, ты в своём уме? — Надежда выхватила у мужа любимый свитер, который он уже успел смять в кулаке.
— Всё, хватит! Надоело, слышишь? Не могу я так больше! — Лиц Димы пылало от злости. — Вечно у тебя всё не так! То суп невкусный, то рубашка неудобная, то телевизор слишком громко! Довёл ты меня!
Надя опустилась на край кровати, сумка свалилась у её ног. Она не понимала — ещё час назад они мирно завтракали, он читал газету, а она мыла тарелки. Всё было, как всегда.
— Может, поговорим, как взрослые? — тихо спросила она.
— Поговорим? — он фыркнул зло. — Да я полгода пытаюсь до тебя достучаться! А ты? Либо молчишь, как партизан, либо ревёшь из-за каждой ерунды!
— Я не реву из-за ерунды! — голос её дрожал. — Двадцать лет вместе, и всё рухнет из-за каких-то пустяков?
— Пустяков? — Дима схватил пепельницу с окурками. — Вот, смотри! Вчера курил на балконе, а ты её поставила на стол! Напоминаешь, какой я плохой?
— Я просто убиралась…
— Вечно ты убираешься! — передразнил он. — Даже носки не могу найти, потому что ты их по полочкам разложила! Живу, как в музее!
Надя подошла к окну. За стеклом лил дождь. Она вспомнила, как они познакомились — он тогда работал водителем, она продавщицей в «Пятёрочке». Каким он был ласковым, как каждый день заходил за бесполезными покупками, только чтобы её увидеть.
— Помнишь, как мы встретились? — спросила она, не оборачиваясь.
— Брось! — рявкнул Дима. — Не тянет меня ностальгировать! Собирайся, и всё!
— А если я не хочу к твоей маме?
— Не хочешь? — он резко развернул её к себе, сжав плечи. — А меня кто спрашивал, хочу ли я жить с бабой, которая из квартиры тюрьму сделала?
Надя посмотрела ему в глаза. Раньше они смеялись, а теперь — холодные, как лёд.
— Чем я тебя так задолбала? — прошептала она.
— Да ничем! Просто задушила своей заботой! Я задыхаюсь, Надь!
Она отвернулась. Ливень усиливался. Думала о свекрови, Галине Степановне. Та всегда смотрела на неё свысока, считала недостойной своего сына. Говорила, что он мог найти лучше — умнее, красивее.
— Мать тебя приютит, — продолжал Дима, запихивая её вещи в рюкзак. — Говорила, поможет работу в деревне найти. Может, очухаешься.
— В деревне?! — Надя резко обернулась. — Я городская, я там сдохну!
— Привыкнешь. Мать моя всю жизнь там, и ничего.
— Но я не твоя мать! Я твоя жена!
— Была женой, — застегнул рюкзак. — А теперь будешь… пожить отдельно. Одумаешься.
Надя почувствовала, как внутри что-то рвётся. Слёзы текли, но она их не вытирала.
— А если я изменюсь? Стану другой?
— Поздно, — он поднял рюкзак. — Билет уже куплен. Автобус в четыре.
— Билет?! — Надя вскочила. — Значит, ты давно это планировал?
Дима промолчал, но ответ был на лице.
— Как давно?
— Да какая разница! Двигай!
Она зашла на кухню, машинально включила чайник. Руки тряслись.
— Чего копаешься? — крикнул он.
— Чай хотела…
— Какой чай?! ВремяАвтобус тронулся, и Надя сжала в руках билет, понимая, что её старая жизнь осталась где-то там, за мокрым окном, вместе с человеком, который больше не любил её.
