**Дневник Светланы Ростиславовны Орловой**
Михаил Петрович бежал ко мне. Не ждала его. Не так. Увидела его стремительную походку, такую сосредоточенность во взгляде, которой прежде у него не замечала. Его руки коснулись меня горячими – куда горячее моего тела, продрогшего от страха. Сначала пальцы осторожно коснулись лица, словно он не верил, что это я во плоти… Потом скользнули по рукам… И вдруг он обнял меня. Обнял так крепко, будто хотел собрать воедино разбитые осколки моей души.
Как странно. Мы с Михаилом Петровичем столько лет бок о бок работали, обсуждали проекты, делили молчание в коридорах офиса. Не были близки. Никогда так. Всегда сухо, по-деловому. И все же этот объятье было таким, будто мы тайные сообщники всю жизнь.
Помню время, когда смотрела на него с наивным обожанием – той тихой влюбленностью, что рождается при виде уверенного в себе начальника, владеющего миром. Конечно же… Он на меня так и не взглянул. А потом появился Роман Данилович… Тот мужчина, которому я отдала всё, даже не подозревая, что потеряю всё из-за него.
— Как… Как вообще возможно? — голос его дрожал. — Тебя объявили погибшей!
Сердце колотилось бешено. Я очнулась от шока. Для всего мира я мертва. Обезличенное тело. Имя вычеркнуто из документов. Ужасный приступ дурноты, пол подо мной поплыл.
— Я жива! — выдохнула я. — Меня хотят убить! Прошу, спаси!
Взгляд его впился в мой, полный сомнений. Он решал, безумна я или в бреду после травмы. Я уже еле стояла на ногах. Колени подкосились… Пол резко приблизился к лицу. Тьма.
***
Я очнулась от птичьего пения. Маленькая птичка распевала без умолку где-то за окном. И на долю глупой секунды мне показалось, всё это лишь страшный кошмар. В комнате пахло дезинфекцией. Окно было закрыто, но пение все равно просачивалось внутрь. Огляделась. На мне было платье – чужое. Стало неловко, стыдно. Тянуло низ живота. Все тело ныло. В горле першило. Ведь совсем недавно мое тело произвело на свет младенца. Увидела Михаила Петровича. Он о чем-то говорил с мужчиной в белом халате – врачом, должно быть. Рядом сестра-сиделка улыбнулась мне сдержанным, участливым теплом. Они все трое заметили, что я проснулась. Врач что-то сказал и вышел. Михаил Петрович протянул сиделке карточку.
— Будьте добры, возьмите все необходимые лекарства.
Потом он посмотрел на меня. На его лице я прочла ту же тревожную растерянность, что и у меня внутри.
— Что… что со мной?
Его глаза стали чуть тверже. Он подошел ближе, сел на кровать рядом.
— Это я хочу узнать, Светлана Ростиславовна. Что случилось? Почему ты здесь? Почему… почему все уверены, что ты погибла?
Я резко приподнялась. Губы дрожали.
— Не говорите ему! Умоляю, ни слова о том, что я жива!
— Кому?! — воскликнул он. Взял мою руку. Тут я и почувствовала, что дрожу вся. Слезы покатились сами собой. Он провел ладонью по моему лицу, осторожно смахнул слезы со щек. Так близко мы никогда не были.
— Роман Данилович… — прошептала я. — Не говорите ему, что я жива. Умоляю.
Он нахмурился. Лицо его словно вопило о непонимании.
— Светлана… ты числишься погибшей. Были похороны. И… твой ребенок…
— Не мой! — вырвалось у меня взрывом. Михаил Петрович остолбенел. Его молчание резало меня на части. Он смотрел на меня, будто видел сумасшедшую.
И, возможно, я ею была. Уже почти.
Я плакала.
Смеялась.
Видела себя со стороны: растрепанная женщина в чужом платье, утверждающая, что покойница, а родившийся у нее ребенок — не ее. Идеальный кандидат в психушку.
Но тут вспомнила.
Доказательство.
Отчаянно метнулась к тумбочке. Вот она.
Проклятая флешка.
Сжала ее в кулаке.
— Послушай меня! Я не сошла с ума! Я не лгу! — голос сорвался. — Роман Данилович хотел меня убить. Мной пользовались. Этот младенец… Это не мой ребенок! Я была пешкой. Вещью. Мной манипулировали, всё ради денег…
Слова путались, сталкивались в горле комом.
— Михаил Петрович, умоляю! Помоги! Спаси! Поверь мне! У меня только ты остался!
Он молча смотрел на меня несколько бесконечных секунд.
А потом… обнял меня.
Я прижалась к его груди, чувствуя себя столько разбитой, такой одинокой, такой пустой… В голове крутилось, что больше никого нет.
Но вдруг услышала его голос.
— Ты не одна, — прозвучало твердо, он крепче прижал меня к себе. — Я верю тебе. И спасу тебя, Светлана Ростиславовна. Во что бы то ни стало.
