**Потерянный пазл**
Анна сошла с поезда на вокзале родного Омска. Всё тот же разбитый асфальт, усеянный кратерами, будто после бомбёжки. В дождь эти ямы превращались в мини-озёра — ни пройти, ни проехать. Сейчас они стали ещё глубже. Сначала Анна решила идти пешком, но передумала: то тут, то там дорогу перекрывали ограждениями — видимо, кто-то снова копал и забыл закопать. Пришлось петлять по проезжей части, рискуя жизнью под колёсами вечно спешащих «Лад».
На остановке — очередная яма. Людям плевать? Или чиновники просто оглохли от жалоб?
Город казался тесным, будто сжался за годы её отсутствия. Может, из-за разросшихся лип вдоль тротуаров, а может, она сама переросла это место.
Автобус догнал её на следующей остановке. Анна с удивлением заметила валидаторы. Картой платить за проезд? Прогресс добрался и до их захолустья.
У подъезда она столкнулась с пожилой женщиной. Только пройдя мимо, вспомнила: это же тётя Галя, их бывшая соседка. Как она изменилась! А мама? Анну накрыла волна вины.
Домофон. Сюрприз не удастся. Может, кто-то выйдет? Она решила подождать. Солнце пекло нещадно. Если отойти в тень, можно прозевать удачный момент.
Дверь внезапно открылась, выпуская даму с шавкой. Та тут же залилась лаем, словно Анна была вооружённым грабителем. Пока хозяйка уговаривала псину успокоиться, Анна юркнула в подъезд.
Лифт, разукрашенный похабными надписями, с лязгом открыл двери. Анна передумала — не хватало ещё застрять. Вспомнилось, как в детстве они с отцом застряли в этом самом лифте под Новый год. Она тогда впервые узнала слово «клаустрофобия» и спустя годы гордилась, будто это редкая болезнь аристократов.
Поднялась по лестнице, обшарпанной и вечно пахнущей кошачьими метками. Дверь в квартиру — старый дерматин, хотя у соседей уже железные, как у банковских хранилищ.
Анна нажала звонок и тут же дёрнула руку — вдруг не услышат? Но дверь приоткрылась. В щели — мамино лицо, теперь на уровне её груди. Раньше они были одного роста.
— Анка! — мама ахнула, и глаза её заблестели.
Горло сдавило. Последние годы они ссорились. Казалось, мать нарочно отталкивала всех: сначала ушёл отец, потом и Анна.
Она не особо любила отца. Даже когда он жил с ними, им было не о чем говорить. Редкие совместные походы в кино — вот и всё общение. Но его уход стал ударом.
Родители вечно ругались. После развода мать перенесла гнев на Анну: кричала из-за немытой чашки, из-за пятна на юбке. Анна удивлялась: как такой видный мужчина, как отец, мог жениться на этой простоватой женщине в вечных «продаренных» кофтах с рынка?
Однажды за уроками она услышала с кухни: «Любовница!» Отец хлопнул дверью: «Квартиру оставляю вам с дочерью!»
Позже он зашёл к ней, избегая взгляда:
— Извини. Буду помогать. — И оставил на столе бумажку с номером.
Телефона дома не было — мама считала мобильники блажью.
На следующий день он забрал вещи. Мать рыдала у полупустого шкафа:
— Вот, полюбуйся! Ты тоже вырастешь и уйдёшь!
Анна не обняла её. Не знала, как.
Отец иногда приходил. Оставлял коробку конфет или фрукты. Мать ворчала: «Денег бы лучше дал!» Анна боялась открыть коробку без разрешения.
Позже, когда мать легла в больницу, отец забрал её к себе. Его новая жена, Алла, была статной, с вишнёвыми волосами и в алом халате с вышивкой. Она смотрела на Анну, будто та была незваной гостьей.
— Ты мне мешаешь, — говорил её взгляд.
Однажды Анна разбила чашку. Алла выгнала её из кухни молча, но так, что больше Анна не предлагала помощи.
После школы она бежала к матери. Та ревниво выспрашивала:
— Ну как, папочка счастлив? Кормят тебя хорошо?
Анна врала, что всё прекрасно, но хочет домой.
Потом был институт в Москве. Деньги на жизнь она просила у отца. Он присылал ровно столько, сколько она называла — ни рублём больше.
В двадцать лет она пришла к нему с новостью:
— Выхожу замуж.
Отец спросил:
— Мать в курсе?
— Орала, конечно.
— Она тебя любит, — мягко сказал он.
На свадьбу его не позвали — боялись скандала.
Брак развалился, когда выяснилось, что Анна не может иметь детей. Муж завёл любовницу. В момент отчаяния она поняла мать: та же ярость, то же чувство предательства. Но кричать не стала — молча уехала.
Год назад умер отец. На похоронах Алла, в чёрном и без губной помады, выглядела старухой. Она выслушала соболезнования и отвернулась.
Мать же обрадовалась:
— Поделом!
Теперь Анна сидела на кухне, выкладывая подарки: шёлковый халат (как у Аллы), платок. Халат сидел на матери нелепо — будто павлин на помойке.
— Ты надолго? — спросила мать.
Анна солгала, что улетает в среду. Мать не стала уговаривать остаться.
— Я выхожу замуж. Успеем оформить тебе загран.
— Старая я по заграницам трястись.
— Если бы у меня были дети, ты бы поехала нянчить?
Мать молча вышла к гостю — соседу, как она позже соврала.
Перед отъездом Анна узнала: Алла умерла через два месяца после отца — сердце не выдержало.
В аэропорту она думала о чьих-то словах: «Семья держится на женщине». Нет. Семья — это пазл, где все кусочки должны подходить. Отец ушёл — пазл рассыпался. Мать так и не сложила его снова.
Алла красила губы даже дома, носила яркие халаты, пекла пироги. Любила. А мама? Теперь у неё есть сосед.
Может, и у Анны всё сложится? Найдётся потерянный пазл…
