**Дневник. Несчастливый день.**
Сегодня всё пошло наперекосяк. С утра пришла на работу, а там Светлана, вся в слезах, тушь размазана, как у клоуна. «Бросил меня!» — выла она, захлёбываясь. Кира сунула ей салфетку, но от этого только хуже — лицо стало напоминать грим из старых чёрно-белых фильмов. Я еле сдержала смех, но Кира меня заметила и осуждающе нахмурилась.
Светлана вдруг зажмурилась, замахала руками.
— Что? — испугалась Кира.
— Тушь! — простонала та.
— Пойдём, умоемся.
Кира увела её, как слепую, а когда вернулась, вздохнула:
— Бедняжка. Вечно ей не везёт с мужиками.
— Ну, ей за тридцать, — заметила я. — В её возрасте либо женатые, либо на фронте. Моя бабушка после войны за семнадцатилетнего вышла — других не осталось.
— И как? — спросила Кира.
— Дожили до седин. Хотя, конечно, бывало всякое…
Светлана вернулась, опустив глаза, села за стол. Кира предложила ей уйти пораньше, и та согласилась.
— Прими таблетку. Или рюмку, — посоветовала Кира.
Я подумала, что мне повезло. Мой Роман не красавец, зато не пьёт и на два года старше. Мама говорила: «Не разбрасывайся женихами». И правильно — сейчас бы я, как Светка, ревела в платок.
Неожиданно погас свет. В кабинет зашёл Павел Петрович:
— Девочки, авария. Кто-то останется, выключить технику, когда дадут электричество. Где Светлана?
— Плохо себя чувствует, отпустили, — ответила Кира.
— Не беременна? — вздохнул он.
— Нет, — хором сказали мы.
Я вызвалась остаться, но Кира настояла, чтобы я шла домой. Муж её на даче, ей некуда спешить.
На улице — настоящая весна. Солнце, молодая зелень, скоро черёмуха зацветёт. Я шла, щурясь от света, и улыбалась. Редко удаётся уйти с работы так рано! По пути купила Ромке любимый сыр, огурцы, хлеб. Не удержалась — взяла мороженое.
Дома увидела красные туфли на шпильке. Точно такие же видела в витрине. На секунду подумала — Роман подарил! Но нет: старые, да и размер не мой. Гостья? Тогда почему так тихо?
Зашла на кухню — и обомлела. Роман стоял в обнимку с черноволосой девчонкой, они целовались. Я бросила пакет и выбежала. Он кричал мне вслед, но я уже мчалась по лестнице.
На улице ослепило солнце. Куда идти? К маме? Она скажет: «Не драматизируй, мужики все такие». Да и не хочу мешать — у неё теперь свой ухажёр.
Сердце болело, слёз не было. Я шла, ничего не видя, пока не рухнула на скамейку. Перед глазами — те самые чёрные волосы и руки Романа.
— Горе какое? Умер кто? — рядом хрипло спросила бомжиха.
Она протянула бутылку. Я отказалась.
— Муж изменил? — ухмыльнулась она. — Я свою подругу Зинку молотком пришила за такое.
— Почему её, а не мужа?
— Любила, дура. Теперь вот тут… — она махнула рукой.
Я встала и пошла. Оглянулась — за мной следили двое. Побежала, свернула в тёмный переулок, наткнулась на подозрительных типов. Отбил меня случайный прохожий с палкой. Проводил до дома.
— Ключи оставила, — призналась я.
— Дома кто-то есть?
В окнах горел свет.
— Муж…
— Пор»Лада глубоко вздохнула, открыла дверь и шагнула в квартиру, понимая, что этот разговор изменит всё — или ничего.»
