Всё, кроме любви
Я сидел в такси, кутаясь в шарф, будто мне было холодно. Прикрывал распухшую щёку. Зачем вообще поехал в гостиницу? Чего хотел добиться? Понимания? Прощения? Вот и получил. Ушла бы жена завтра на конференцию, я оставил бы ей записку, собрал вещи и тихо ушёл.
Казалось, лицо раздулось вдвое, а стоило сжать зубы, как боль пронзала челюсть. И как я такой явлюсь к Лике? Лика… Может, зря сейчас еду к ней?
Я жил без неё, без любви все эти годы. Большая квартира в центре Самары, машина, поездки на Чёрное море и за границу каждый год… Для многих мужчин — предел мечтаний. Но встретил Лику, и всё это перестало иметь значение. Кроме любви…
***
— Привет. Видел, как твой отец вышел из подъезда, — сказал Саша, переминаясь с ноги на ногу.
— И будешь торчать тут, как столб? — я схватил его за руку, втянул в тесную прихожую и захлопнул дверь.
Мы стояли друг напротив друга. Вблизи смотреть одновременно в оба глаза не получается — только попеременно. Было и смешно, и неловко. Вдруг мы оба качнулись навстречу, и я почувствовал тепло его губ. Когда я успел закрыть глаза? Обхватил Сашу за шею и ответил на поцелуй…
Всё произошло быстро. Осталось чувство неловкости и какой-то недосказанности. Ошеломлённые, мы поспешно одевались, избегая взглядов.
— Серёж… — Саша коснулся моей руки.
Я дёрнулся, будто меня ударило током.
— Уходи, отец может вернуться в любой момент, — прошептал я, отвернувшись.
— Серёж, завтра уезжаю в Питер. Поступил в училище на художника.
Я замер, потом резко повернулся к нему.
— И раньше нельзя было сказать? До того, как…
— Я и пришёл сказать… Прости, всё так вышло… — Саша говорил глухо. — Я вернусь. Мы будем вместе. Люблю тебя.
Я молчал.
— Чуть не забыл. — Он поднял с пола пакет, достал листок. — Тебе.
Я взял. На рисунке был я — но красивее, чем в жизни.
— Это я?
— Ты, кто же ещё? Всю ночь корячился, пол-альбома извёл. А в жизни ты лучше… — Саша обнял меня, и в этот момент щёлкнул замок.
Мы отпрыгнули друг от друга. В дверях стоял отец и изучал нас.
— Здрасьте, Виктор Петрович, — Саша попытался пригладить непослушные кудри.
— Не хворай. Думал, почудилось. Это ты под окнами торчал? Караулил? Тащи сумку на кухню, — сухо бросил отец.
— Я прощаться пришёл. Завтра в Питер.
— Скатертью дорога. — Отец шагнул вперёд. — Ну, чего встал? Счастливо.
И махнул рукой в сторону двери.
— Где Саша? — спросил я, вернувшись в комнату.
— Ушёл. Не пара он тебе. Художник — это не профессия. Кто эту мазню покупает?
— Он талантливый.
— Ещё хуже. Таланты признают после смерти. Ты парень видный — найди себе кого-то серьёзного, кто тебя обеспечит. А этот… С голоду сдохнешь. Скруг начнёт голых мужиков рисовать и о тебе забудет. — Отец ткнул в рисунок.
— Что ему делать в нашей дыре? Разбитые дороги срисовывать? Не вернётся, запомни. А если любит — пусть деньги научится зарабатывать.
Саша уехал рано утром. Я выключил телефон, чтобы не мучиться. Ночь не спал, ворочался. Когда включил — десяток сообщений: «Серёжа, думал, проводишь… Почему выключил?.. Люблю! Я вернусь…»
«Посмотрим», — ответил я на все разом. Через три дня тоже уехал — не в столицу, а в Воронеж, в пед. Не от мечты, а от страха: на бюджет в престижный вуз не пробился, а платить не было денег.
Мать — продавец в магазине стройматериалов, отец — слесарь в ЖЭКе. Ни связей, ни блата.
С Сашей переписывались до Нового года. А когда он сказал, что не приедет — едет с группой в Карелию рисовать пейзажи, — я обиделся и написал, чтобы больше не писал: мол, женюсь. Думал, передумает. Не передумал.
Женился я позже — на преподавателе. Доцент, будущий профессор, возможный декан. Высокий, неуклюжий, стеснялся своего роста. Лицо ничего, но портили очки в толстой оправе.
Однажды пересдавал ему зачёт. Университет опустел.
— Достаточно, — сказал Андрей Иванович, листая зачётку. — Почему в прошлый раз так не ответил?
— Перенервничал.
— Если бы все так готовились, я бы спал спокойно, — улыбнулся и поставил «отлично».
На улице хлынул дождь. Я прижался к стене под козырьком. Вдруг подъехала машина, из окна выглянул Андрей Иванович и открыл дверь. Я не стал церемониться — прыгнул внутрь.
— Спасибо.
— Куда едем? — Он смотрел на меня, будто видел впервые.
Я назвал адрес общаги. В машине пахло кожей, играл Шопен. «А он ничего», — подумал я.
Через месяц он сделал предложение. Когда привёл его к родителям, отец хмыкнул:
— Молодец. Профессор, квартира в центре… О таком зяте любой мечтает.
Мать промолчала. Она редко спорила с отцом.
Свадьбу гуляли в ресторане. Коллеги жениха косились на меня — явно завидовали.
После гостей мы поехали к нему. Секс был быстрым и скучным. Он тут же заснул, а я час стоял под душем, смывая его запах.
Неужели всегда так?
С Сашей мы ничего толком не успели, но он мне нравился. Его упругое тело не шло ни в какое сравнение с дряблостью Андрея, который был старше на двадцать лет.
В остальном всё устраивало: деньги, подарки, заграничные поездки. Несколько минут в постели можно и потерпеть.
Андрей хотел детей, но ничего не выходило. Врачи разводили руками — всё в порядке, надо ждать.
Прошли годы. Андрей раздобрел, перестал сутулиться. Очки сменил на модные. К нам приходили гости. Я заказывал еду в ресторане — все хвалили мой «кулинарный талант». А я считал минуты, когда они уйдут, и мне снова придётся терпеть его прикосновения…
Как-то разбирал старые вещи — нашёл рисунокОн разглядывал его, сжимая в руках, и вдруг осознал — всю жизнь прожил без любви, но теперь, когда нашёл Сашу снова, понял, что другого шанса не будет.
