**Дождь на обочине**
Тёмно-серая туча наползла на белые облака, будто кто-то испачкал небо мокрой тряпкой. На лобовое стекло плюхнулись первые тяжёлые капли. С утра намекало на дождь, но Гисметео обещало только «переменную облачность».
Дождь усилился, капли бежали по стеклу, словно соревнуясь, кто быстрее. Поднялся ветер, швыряя в прохожих мокрые горсти воды и выворачивая зонты наизнанку. Вскоре улицы опустели — только машины неслись куда-то, да и тех становилось меньше.
Сколько кругов он уже намотал по Москве? Дома не сиделось, потянуло куда-то. За рулём удобно размышлять, ковыряться в своей жизни, как в старой ране. Антон свернул на узкую улочку, уезжая всё дальше от центра, от своей квартиры в Бутово.
Только успокоился после развода, а тут бывшая объявилась. Взбаламутила, нервы потрепала. Думала, он растает, как мороженое на солнце, простит её измену. А когда уходила — столько гадостей наговорила! Да разве такое забудешь?
Год назад она устроила скандал на ровном месте — из-за немытой кружки. Орала, что он неудачник, не может купить новую машину, что третий год не ездят в Сочи, не то что за границу. Сказала, что уходит к тому, кто «умеет зарабатывать».
Антон и так догадывался, зачем она вдруг записалась на йогу и начала краситься как на подиум. Дома перед ним ходила в застиранном халате. Удерживать не стал. Переживал, конечно. Пивал, но в меру. Потом отпустило.
На работе женщины оживились — холостой, с квартирой, без алиментов! Мечта, да и только. Но ни одна не зацепила. Да и не хотелось снова влипать в историю с капризами и упрёками.
Друзья тоже поисчезали — жёны запретили с ним общаться. Мол, свободный, будет их мужей развращать. Антон сначала ездил к ним сам, но возвращался в пустую квартиру и тосковал ещё сильнее. У них — семья, дети, а его никто не ждёт.
Детей у них с женой не было. Антон не переживал — бывает. Она даже проверялась у врачей. Всё в порядке, просто «не судьба пока».
А при расставании ляпнула: «Ты никчёмный, даже жену себе выбрал бесплодную». Вот так вот, между делом. И знаете что? Если бы она осталась, он бы простил. Но она ушла.
А через год вдруг вернулась — субботним утром, застала его в трусах и майке.
— Ну что, я всё ещё лузер? Или тот оказался хуже? — спросил он.
Она ревела, каялась, клялась в любви. Он сказал, что простил, но забыть не сможет. Ну серьёзно — гуляла с другим, а теперь «ой, ошиблась»? Если бы он так поступил, она бы его назад взяла? Вот то-то же.
Перед уходом велел ей забрать вещи и исчезнуть.
— Мне некуда идти, — прошептала она.
— Как некуда? В Тверь к маме!
Тогда он тоже носился по городу, пока не выдохся. Загадал: если застанет её дома — попробует начать сначала. Всё-таки привык к ней. Но дома её не было. И он даже обрадовался.
А сейчас дождь хлестал по крыше, дворники смахивали воду, как слёзы. Он решил ещё немного покружить, заехать на заправку и домой.
У светофора заметил женщину под деревом. Листва ещё редкая, от дождя не спасает. Стоит, промокшая, смотрит в никуда. Странно — красный вот-вот сменится, а она не двигается. Ждёт кого-то? Или тоже сбежала из дома?
Антон проехал, но через сто метров развернулся. Опустил стекло:
— Садитесь. Куда вас?
Она медленно подошла, села. Обивка промокнет, но какая разница.
— В бардачке салфетки, — буркнул он.
— Спасибо, — она вытерла лицо.
— Вас куда? — повторил он через пять минут молчания.
— Не знаю, — голос тихий, хрипловатый.
«Ну вот, влип», — мелькнуло у Антона.
— Ладно, тогда в Шереметьево, — вдруг сказала она.
— От мужа сбежали? Без вещей? — ухмыльнулся он.
— Муж ушёл два года назад. Когда у дочки нашли лейкоз. Больницы, химия… Не выдержал. Мама умерла через полгода — сердце. А друзья исчезли, как только я начала о деньгах просить.
Антон стиснул руль.
— Дочка… поправилась?
— Нет. Продала квартиру, лечили в Германии. Не помогло.
Он посмотрел на неё. Глаза сухие. Как она ещё держится?
— Вы… куда летите? — спросил он осторожно.
— Дочь мечтала о море. Я купила билеты на её день рождения… На завтра.
Ему вдруг стало стыдно за свою «тяжёлую» жизнь. Квартира, работа, никаких детей — значит, и терять нечего.
— Сколько ей было?
— Завтра бы исполнилось двенадцать.
Антон свернул на заправку.
— Давайте кофе. Вы озябли.
Они сидели в кафе. За соседним столиком мужик пялился на неё. Антон пересел, закрыв её собой.
Она вернулась из туалета — волосы причёсаны, высохли, тёмные, с рыжинкой. Ему вдруг стало ясно, что ей лет тридцать пять, не больше. Просто горе состарило её на десять лет.
— Дочь обожала картошку фри. Когда перестала есть, я поняла… конец.
— Как вы это пережили? — пробормотал он.
— Не знаю. Внутри пусто, — она прижала ладонь к груди.
Они поехали дальше. От неё пахло дождём и чем-то простым — вроде мыла. Не то что от бывшей — те духи воняли, как разбитый флакон дешёвой туалетной воды.
— Священник сказал, первые сорок дней душа рядом. Я чувствую её… Думаете, она со мной полетит? — вдруг спросила она.
Антон представил худенькую девочку в самолёте…
— А что вы там будете делать? Вещей нет.
— Куплю что-нибудь. Неважно.
— Но ведь боль вы с собой увезёте. Деньги есть? Могу дать.
— Не надо.
Аэропорт показался впереди.
— Меня Антон зовут. А вас?
— Светлана.
Он припарковался, протянул ей деньги:
— Возьмите. Потом вернёте. Мне будет ради чего васОна взяла купюры, на секунду задержала его взгляд, и в этот момент Антон понял, что пустота в её груди потихоньку начинает заполняться чем-то тёплым и живым.
