**Дождь на окраине**
Темно-свинцовая туча наплывала на белые облака, словно чья-то незримая рука мазнула по небу грязной кистью. Первые капли шлепнулись на лобовое стекло. Утро начиналось с хмурого намёка, но «Яндекс.Погода» обещала лишь переменную облачность.
Дождь усилился, капли тянулись по стеклу, перегоняя друг друга. Ветер рвал листья с молодых деревьев. В салоне было сухо и тихо, лишь радио бормотало под нос. Но, глядя на размытый пейзаж за окном, Кириллу стало не по себе.
Ветер швырял в лица редких прохожих пригоршни дождя, выворачивал зонты наизнанку. Улицы быстро опустели — только машины, да и те таяли, как слёзы на щеке.
Сколько кругов он уже нарезал по городу? Не сиделось дома — потянуло куда-то. Кирилл любил за рулём копаться в себе, разбирать жизнь по косточкам. Свернул на узкую улочку, уезжая всё дальше от центра, от своей квартиры.
Только успокоился — и вот, неделю назад объявилась бывшая жена. Всколыхнула всё, будто камень в болото бросила. Думала, он растает, простит, забудет её измену. А как уходила — столько гадости вылила! Разве такое забудешь?
Год назад она завела скандал на пустом месте — из-за немытой чашки, из-за носков не там. Орала, будто он всех смертных грехов набрался. Ей надоело убирать за ним. Да и вообще — неудачник, новую машину купить не может. Уже три года не были в Турции, да и в Сочи второй год не выбираются. Сказала: уходит к тому, кто сможет ей это дать.
Кирилл давно догадывался — новые платья, спортзал, маникюр не для него. Дома она ходила в засаленном халате, лицо без косметики. Удерживать не стал. Переживал, конечно. Душила тоска, как эта туча сейчас. Пил, но в меру. Потом отпустило.
На работе женщины активизировались — холостяк, квартира, машина, без алиментов. Мечта, а не мужчина. Но ни одна не зацепила. Все как на подбор — или шуб требуют, или сразу о свадьбе заикаются.
Да, с женщиной в доме уютнее. Но сначала — ласка, а потом начнёт права качать… Нет уж, Кирилл знал цену этим сказкам.
Друзья тоже пропали. Жёны запретили с ним общаться — мол, плохому научит. Сначала он к ним ездил, но возвращался в пустую квартиру, и тоска сжимала горло. Там — семья, дети, а его никто не ждал.
Детей у них не было. Кирилл не переживал — бывает. Жена даже проверялась — всё в порядке, говорили врачи.
А при расставании она выдала: «Ты никчёмный, даже жену выбрал бесплодную». Добила напоследок. И всё равно — если бы осталась, он бы простил. Но она ушла.
А через год вернулась — рано утром, застала врасплох.
— Я же неудачник. Или тот оказался ещё хуже?
Рыдала, каялась, клялась в любви. Он сказал: «Простил, но не забыл». Разве так можно? Погуляла — и назад?
Уходя, бросил: «Чтобы к моему возвращению тебя тут не было».
— Мне некуда идти… — голос её упал.
— Как некуда? К маме в Тверь!
Тогда он тоже носился по городу, пока не выдохся. Загадал: если застанет её дома — попробуют начать сначала. Но её не было. И он даже обрадовался.
А сейчас Кирилл снова ехал, разговаривая сам с собой. Дождь хлестал по стеклу, дворники смахивали воду, будто слёзы.
У светофора заметил женщину под деревом. Листья ещё мелкие — не защищают. Вся промокла, стоит, смотрит в никуда. Светофор переключился, но она не двигается.
Кирилл проехал, потом развернулся. Опустил стекло:
— Садитесь. Куда вас?
Она медленно подошла. Лицо мокрое — дождь или слёзы?
— Не могу тут стоять, — поторопил он.
Она села. Юбка прилипла к ногам.
— В бардачке салфетки.
Промокнула лицо. Молчали.
— Вас куда? — не выдержал он.
— Мне некуда ехать.
Голос у неё был тёплым, глуховатым.
— Отвезите в Домодедово.
— От мужа сбежали? — спросил Кирилл, заметив её удивление.
— Муж ушёл два года назад, когда у дочери лейкоз нашли. Больницы, слёзы… Не выдержал. Мама умерла через полгода — сердце. Подруги… Исчезли, как узнали, что просить буду.
Кирилл прикусил язык.
— Дочка поправилась?
— Нет. Квартиру продала, отвезла её в Германию. Бесполезно. Умерла.
Глаза её были сухие, пустые.
— Ей завтра двенадцать было… Купила билеты на море. Чтобы хотела жить…
Кириллу стало жутко.
— Давайте кофе выпьем, — резко сказал он, сворачивая на заправку.
В кафе за соседним столиком мужик пялился на неё. Кирилл прикрыл её собой.
— Лиза… — она говорила о дочери спокойно, словно о живом. — Любила картошку фри. Когда перестала есть — я поняла…
— Как вы это пережили?
— У меня внутри пусто, — она прижала руку к груди.
Они ехали дальше. От неё пахло дождём и липой. От бывшей жены — дешёвыми духами, от которых болела голова.
— Священник сказал… до сорокового дня они рядом. Я чувствую её. Думаете, она со мной полетит?
Кирилл представил девочку в кресле самолёта.
— А вещи у вас есть? Деньги? Я могу дать…
— Не надо.
У аэропорта он протянул ей купюры:
— Берите. Потом вернёте. Мне будет за вами повод ждать.
Она исчезла в здании.
Кирилл откинулся на сиденье, закрыл глаза. Перед ним всплыло её лицо.
Толчок — он дёрнулся. Перед машиной стояла она.
— Вы передумали?
— Вы не дали номер. Как я верну деньги?
Она улыбнулась. Его сердце кувыркнулось.
— Вы правы… От себя не убежишь.
Они поехали обратно. Она уснула, склонив голову.
На заправке Кирилл остановился.
Мимо мчались машины, автобусы — люди везли домой чемоданы и впечатления.
А на обочине, в машине, спали дНо когда утром Кирилл проснулся, на пассажирском сиденье лежала лишь смятая салфетка с номером телефона, и он вдруг понял, что впервые за долгое время ждёт нового дня.
