Светлана сидела на кухне с чашкой чая, глядя в окно, где медленно кружились осенние листья. На столе лежало письмо — пожелтевшее от времени, с чуть выцветшими чернилами. Она нашла его недавно среди маминых старых вещей. Простые строки, от которых сжалось сердце.
«Моя дорогая доченька, если ты заметишь, что я старею — пожалуйста, будь терпеливой…» — так оно начиналось.
Вспомнилось, как когда-то она разозлилась на мать, когда та просила объяснить, как пользоваться новым телефоном. Как раздраженно бросила: «Мама, ну сколько можно?» А мама лишь тихо улыбалась и переспрашивала, будто не замечая её нетерпения.
В памяти всплыли вечерние разговоры. Мама сидела на кухне и вновь рассказывала те же истории — о своём детстве, о войне, о первых годах в городе. Тогда Светлана отмахивалась — сколько можно повторять одно и то же? Но сейчас… сейчас она отдала бы всё, чтобы снова услышать тот родной голос, тот мягкий, тёплый тон, который когда-то казался таким обыденным.
Она вспомнила, как мама водила её за руку в детский сад, как целовала перед сном и читала сказки — столько раз, сколько Светлана просила. Как ласково уговаривала пойти в ванну, хотя девочке совсем не хотелось. Как терпеливо учила её завязывать шнурки, заплетать косички, есть ложкой.
Теперь всё изменилось. Сама став матерью, Светлана поняла: слова из того письма были не просто просьбой. Они стали завещанием о любви. НагаИ, глядя на свою маленькую дочь, играющую на полу, она тихо пообещала себе, что однажды передаст ей этот листок — как самую дорогую семейную реликвию.