**Вьюга**
Порывы ветра то подгоняли сзади, помогая тащить тяжёлые санки, то били в лицо колючим снегом. Казалось, нет конца этой заснеженной дороге, вьюге и ледяной крупе.
Время от времени вдалеке угадывалась тёмная полоса леса — значит, где-то там деревня. Но стоило новому порыву ветра ударить в грудь, и снег ослеплял, заставляя прикрывать глаза, опускать голову и задерживать дыхание. А когда взгляд снова находил дорогу, лес исчезал, будто его и не было — словно мираж в степи.
Алине казалось, что она сбилась с пути. Дорога едва угадывалась по сугробам по краям. Неужели она не довезёт этот неподъёмный груз? Скоро стемнеет, и следы совсем заметёт…
— Аля, помоги! — донёсся голос матери с кухни.
— Сейчас, — отозвалась Алина, заложила тетрадью страницу учебника и пошла.
— Открой банку с тушёнкой, — попросила мать, пододвигая стеклянную банку под жестяной крышкой.
Она всё делала одной рукой — вторая была в гипсе и висела на перекинутом через шею бинте.
— Макароны с тушёнкой? Обожаю, — Алина взяла консервный нож.
Крышка со звоном отлетела, и запах мяса ударил в нос.
— Что бы я без тебя делала, — вздохнула мать, забирая банку.
Эти слова согрели Алину. В последнее время она редко слышала от матери доброе слово, а уж ласки и вовсе не видела.
Тем временем мать попыталась зачерпнуть ложкой плотно утрамбованное мясо, но банка опасно накренилась, едва не упав со стола.
— Дай я, — взяла инициативу Алина. — На сковороду?
— Да.
Женщина отошла, и дочь выложила ложку тушёнки на чугунную сковороду, затем ещё одну.
— Хватит, — остановила её мать, забирая ложку с остатками жира.
Алина с сожалением посмотрела на неё — так хотелось облизать, во рту уже собралась слюна… Она сглотнула.
— Иди, доделывай уроки. Дальше я сама, — мать махнула рукой. — Отец вот-то задерживается. Кончается март, а метёт, будто январь.
Алина бросила последний взгляд на сковороду и направилась к своему уголку за шкафом, но тут раздался стук в дверь.
Мать замерла с ложкой в руке. Стук повторился.
— Что стоишь? Опять нализался, не может ключом попасть. Иди, открой, — мать обречённо вздохнула, бросив на дочь тревожный взгляд.
— Лучше бы вообще не приходил, — проворчала Алина, направляясь к двери.
— Что ты сказала?! Про отца?! — мать крикнула ей в спину.
— Мало одной руки сломал? Вторую хочет? — огрызнулась Алина и выскочила из-под летящей ложки.
Она отперла замок, приоткрыла дверь — и порыв ветра тут же вырвал её из рук, распахнув настежь. Соседка тётя Люба ахнула, едва увернувшись от удара.
— Мать дома? — спросила она, придерживая платок, накинутый на голову.
— Дома, — Алина обрадовалась, что это не отец.
Соседка протиснулась внутрь, а девушка несколько секунд боролась с ветром, пытаясь захлопнуть дверь. В последний момент вьюга бросила ей в лицо горсть снега и отступила.
Вернувшись в комнату, Алина встретила испуганный взгляд матери.
— Аля, надо отца встречать. Тётя Люба говорит, ей сын звонил — видел его пьяным на дороге…
— Давно, часа полтора назад, — перебила соседка. — Только что звонил, спрашивал, дома ли он. Вот я и пришла предупредить… Наверное, в сугробе лежит, раз до сих пор не пришёл.
Взгляды матери и дочери встретились — оба понимали, что это значит.
— Может, кто-то на машине подберёт? — пробормотала Алина, хотя знала: в такую погоду никто не поедет.
— Одевайся, пойдём искать, — мать бросилась к вешалке.
— Куда тебе со сломанной рукой?! Я сама приведу его, — резко сказала Алина, натягивая материнскую куртку.
— Санки возьми. Если что — за мной приходи, поможем довезти, — сказала тётя Люба. — Ладно, я пошла, у меня борщ на плите.
— Аля, я всё же с тобой… — неуверенно проговорила мать.
Как же Алина ненавидела этот жалкий тон, этот покорный, испуганный взгляд!
— Сама справлюсь. Наверняка к дяде Васе завернул — за добавкой. Приведу, — буркнула Алина, не глядя на неё.
Она натянула шапку, замотала шарф, сунула ноги в валенки и резко застегнула молнию.
В сенях у стены стояли старые тяжёлые санки — когда-то она каталась на них с братом с горки у реки. Теперь отец возил на них дрова и баллоны с газом.
Перед выходом Алина вздрогнула от завывания ветра за дверью. Идти не хотелось — тем более искать отца.
Первым делом она зашла к дяде Васе — тот гнал самогон и спаивал мужиков. Но отца у него не было.
Взяв верёвку санок, Алина двинулась в сторону села, где работал отец. Летом эта дорога казалась короткой, но сейчас два километра растянулись в бесконечность.
Она прошла треть пути, когда увидела его — он лежал на боку, поджав ноги. Снег вокруг был примят — видимо, пытался встать.
— Вставай! — Алина толкнула его.
Он замычал, и перегар ударил ей в лицо.
— Вставай, кому говорю! Замёрзнешь! — она пнула его ногой.
Отец перевернулся на спину, пытаясь подняться. Алина подставила колено, усадила его, но когда попробовала перевалить на санки — они уехали в сторону.
Сквозь слёзы и ругань она снова и снова пыталась уложить его.
— Да помоги же! Оставлю тебя тут — помрёшь, как пёс! — крикнула она в самое ухо.
Но понимала: бежать за тётей Любой, потом возвращаться… У неё не хватит сил.
— Вставай, ну пожалуйста… — всхлипнула она. — Помоги мне!
То ли он услышал, то ли случайно, но отец всё же завалился на санки.
Даша схватила верёвку и дёрнулаС тех пор прошло много лет, но вьюга той ночи так и осталась в её сердце — напоминание о том, что даже в самой холодной метели можно найти в себе силы не отпустить руку.
