Три дня я ворочаюсь без сна, а совесть гложет меня, как кошка новогодний оливье — безжалостно и без остановки. Словно стою на распутье между «надо» и «боюсь». Дело в том, что я на восьмом месяце, и скоро моя жизнь перевернётся, как ракета «Союз» при старте. После свадьбы мы с мужем переехали из родной деревни под Тамбовом в Москву, а родители остались там. Видимся редко — то они наезжают, то мы, но этих встреч хватит, чтобы пересчитать на купюрах в тысячу рублей.
Недавно, во время одного из таких визитов, мы с мамой сидели на кухне в нашей хрущёвке. За чаем с вареньем она вспоминала, как трудно было, когда я родилась. Рассказывала, как одна таскала меня на руках, как выбивалась из сил, и только моя бабушка выручала её. Меня эти истории проняли, как холодный сквозняк в марте. И вот, сама не поняла как, ляпнула: «Мам, может, переедешь к нам после родов? Поможешь немного?» Глаза у неё загорелись, будто ей предложили квартиру в центре за полцены. Но радость быстро сменилась сюрпризом: «Ой, мы с папой с радостью поживём у вас год! А свою избу сдадим — вам хоть немного рублей перепадёт».
Меня будто шапкой снега с крыши накрыло. Я представляла маму на пару недель, максимум на месяц, а тут — целый год, да ещё с папой! Тут же в голове всплыли картинки: папа, как всегда, выходит на балкон курить. Когда гостей нет, я делаю вид, что не замечаю запаха, который въедается в шторы глубже, чем пятно от борща. Но с ребёнком? Чтобы мой малыш дышал этим, как пассажир в купе с курильщиком? А зимой? Он будет то открывать дверь, то закрывать — и вот уже младенец чихает, а я бегаю с градусником, как героиня фильма «Любовь и голуби».
Но это ещё цветочки. Папа у нас в гостях страдает от безделья — либо пялится в телевизор на полной громкости (где-то там Чапаев снова скачет), либо тащит мужа «на одну рюмку» в гараж, а возвращаются они только к утру. Я не против мужского отдыха, но с младенцем мне нужен муж дома, а не в компании тестя и бутылки «Зубровки». Представила этот год — дым, гам, вечный бардак — и внутри всё сжалось, как пельмень в кипятке.
Я набралась храбрости и сказала прямо: «Мам, я звала только тебя, и не на год, а на месяц». Лицо у неё потемнело, будто ей только что объявили, что «Газпром» снова поднял тарифы. «Без папы ни ногой! — рявкнула она. — Или вместе, или никак». И хлопнула дверью. Теперь я лежу ночами, смотрю в потолок и чувствую, будто меня разрывают, как последний пряник на празднике. Может, я зря? Может, стоило согласиться, зажать страх в кулак ради маминого счастья? Но как я переживу этот год, если уже сейчас мне нечем дышать от одной мысли?
Совесть шепчет: «Алёнка, ты эгоистка!» Но инстинкты орут: «Родишь — будешь как танк, а пока береги силы!» Лежу, слушаю, как муж посапывает, и думаю: а если мама права? Или всё-таки я? Где тут правда — в бабушкиных пирогах или в моём страхе, что мои границы рассыплются, как старый забор? Темнота. Тишина. И ни намёка на ответ.
