**Дневник. Третья положительная**
Я лежал на верхней полке плацкартного вагона, глядя в потолок. То представлял, как встречу Надю, как она бросится мне в объятия, то считал стук колёс, чтобы уснуть. Где-то в конце вагона снова заныл ребёнок, а женщина снизу громко вздохнула, будто этим могла его утихомирить.
Наконец тишина. Вагон уснул. Кроме меня.
— Та-да-дам, та-да-дам, — отбивали колёса.
— Триста двадцать шесть, триста двадцать семь, — шептал я в такт.
«А вдруг она забыла?» — мысль выбила меня из ритма. «Год прошёл. Звонила всего раз, да и то пустая болтовня. Но если бы не любила — не позвонила бы вовсе…» Я перевернулся на жёстком матрасе, успокаивая себя.
«Жаль, в армии телефоны под запретом. Хоть бы переписку разрешили — всё лучше, чем эти дурацкие письма. Ничего. Скоро увидимся, наговоримся…» Я зевнул и закрыл глаза.
Поезд летел сквозь ночь, вагон качало. Я провалился в сон.
Разбудил шум. Ребёнок ревел, пассажиры копошились. Я приподнялся, глянул вниз.
— Проснулся? Уже скоро прибываем, — сказала соседка, потягивая чай из стакана.
Я спрыгнул, одел сапоги, куртку, выдвинулся в тамбур. За окном мелькали огни посёлков. Сердце рвалось вперёд, обгоняя поезд…
***
После школы Надя уехала в Воронеж — в мединститут. Можно было остаться в родном городе, но там жил её дядя, готовый приютить. Да и вуз считался крепким.
Мы начали встречаться в одиннадцатом классе. Жили в одном дворе. За лето из тощего пацана я вымахал, загорел — Надя влюбилась сразу. Но армия не спрашивала. Отец держал автосервис, моя судьба была ясна.
Учёба давалась Наде тяжело. На проводы она не приехала — простились по телефону. Писать не обещал. Кто сейчас пишет письма? Год — не вечность. Позвонил лишь раз, на день рождения. Ничего особенного, но она потом две недели светилась.
***
Тамбур заполнился народом. За окном замелькал родной город.
Мама бросилась обнимать.
— Папа на работе, не знает, что ты приехал. Раздевайся, я сбегаю, отпрошусь. Чайник горячий, — тараторила она, не выпуская меня из объятий.
— Я не устал. Ты Надю видела? — спросил я.
— Как не видеть, — вздохнула мать.
Её тон мне не понравился.
— Что случилось?
— Каждый день к ней Гришка ходит. Гад, всегда его невзлюбила. Раньше к тебе липнул, теперь к ней. — Мать не заметила, как сжались мои кулаки. — Видела её мать в магазине. Три пакета набрала — свадьба у них завтра. Не стала по телефону говорить…
Я остолбенел. Слёзы капали на пол. Мать шептала что-то, но я не слышал. «Свадьба завтра. Нет у тебя ни девушки, ни друга…»
— Не плачь, — гладила меня мать. — Она врачом будет, а он — дворник вечный. Беременная, говорят, Надя. Всё равно счастья не будет…
Мать ушла. Я позвонил Гришке.
— О, Саш! Ты где? Завтра свадьба, приходи в «Медведь»… Алё?
Я бросил трубку.
Утром у Надиного подъезда заторчали две иномарки. Я ждал, что она выглянет — нет. Все укатили.
Я метался по квартире, потом натянул старый костюм с выпускного.
— Ты куда? — вскинулась мать.
— В глаза им посмотрю.
— Не рви душу!
Но я уже выбежал.
В «Медведе» охранник преградил путь.
— Спецобслуживание.
— Я на свадьбу.
Меня пропустили. Я прижался к батарее, дрожал. Гости косились. Потом вошла Надя — в белом, с Гришкой. Увидев меня, она побледнела.
— Парень, не мешай, — потянул меня фотограф.
Я вырвался, ринулся к выходу.
Дома слег с температурой. Как только оклемался — сбежал в Воронеж.
***
Через год я женился на Лене — однокурснице. Жизнь шла.
А потом, спустя годы, я заправил машину на окраине города. Вдруг окликнули:
— Саша?
Я обернулся. Надя.
— Как ты? — спросила она.
— Живу. Это твой муж? — кивнул я на машину.
— Папа, ты где? — высунулся мальчишка.
Надя замерла. Я вгляделся в его лицо — мои глаза, мой подбородок…
— Садись, — сказал её муж, протягивая деньги.
Когда они уехали, я долго стоял на асфальте.
***
Вот и всё. Жизнь — не кино. Иногда правильный поезд приходит слишком рано. Иногда — на третьем пути, когда ты уже купил билет на другой.
