**Под фасадом благополучия**
— Только попробуй сказать Тане, что мы разводимся, ясно? Не смей портить свадьбу дочери! — шипела Людмила, бросая взгляды по сторонам, словно подслушивал кто.
— Если кто и мастак разгонять праздники, так это ты, — огрызнулся Владимир, кряхтя под тяжестью сумок. — Помочь не догадаешься, королева?!
…По перрону плелись двое. Женщина цокала каблучками по плитке, а мужчина грузно переставлял ноги. Чемодан на колёсах отстукивал в такт шагам.
— Двадцать пять лет таскаю тебя на горбу — спасиба не дождешься!
— Ага, как же! — Владимир округлил глаза. — Надо было брать отдельное купе!
— Потерпи, родной, — ядовито улыбнулась Людмила.
Проводница, заметив их перепалку, вежливо улыбнулась:
— Ваш вагон?
— Третий, — хором ответили супруги. — Вот этот?
— Да, документы, пожалуйста. Всё в порядке. Места одиннадцать и двенадцать. Проходите.
Людмила шагнула вперёд, но Владимир, демонстративно толкнув её плечом, вбежал в вагон первым. Женщина фыркнула и с достоинством вкатила чемодан в тамбур.
— Только не вздумай свою балалайку доставать, — бросила она мужу.
— Моя балалайка хоть не храпит, как ты!
— Громче, Вова, чтобы весь вагон насладился нашими прелестями! — Людмила закатила глаза и наклонилась к чемодану.
Владимир устало плюхнулся на нижнюю полку, сунул книгу под матрас.
— Ты что, перепутал? Это моё место! — Людмила уставилась на него.
— Смотри в билетах. Твоё — наверху. Вали.
— Это не шутки, Вова.
— А я и не шутник. Не уступлю. Лезай.
…Людмила и Владимир прожили вместе четверть века. Их дочь Таня, единственная и обожаемая, росла в семье, где родители казались ей идеалом: отец — надёжный, как Уральские горы, мастер на все руки; мать — радушная хозяйка, создающая уют.
Но за фасадом скрывалась иная правда. Годы копили обиды. Людмила, когда-то романтичная мечтательница, теперь винила мужа в несбывшихся надеждах. Владимир, некогда галантный кавалер, чувствовал себя загнанной лошадью, чей труд никто не ценит.
Брак превратился в рутину: он — с работы, телевизор, иногда балалайка; она — готовка, уборка, забота о дочери. Душевные разговоры канули в Лету. Попытки возродить былую страсть разбивались о стену взаимных упрёков.
Решение развестись зрело годами. Последней каплей стал разговор на кухне, когда узнали о свадьбе дочери. Ссора переросла в откровенность — оба поняли, что держатся лишь по привычке.
Таня ничего не знала. Для неё семья была идеальной. Родители договорились сохранить видимость благополучия до свадьбы, а потом — развод.
И вот они в одном купе. Он — внизу, она — напротив. Молчат, словно чужие.
Утренняя суета разбудила Людмилу. В купе вошла старушка с потертым чемоданом. Владимир, уткнувшись в телефон, даже не взглянул. На приветствие буркнул что-то невнятное.
Старушка выглядела так безнадёжно, что Людмила почувствовала жалость. Седые волосы, тени под глазами, скорбные складки у губ.
— Сынок, помоги, — тихо попросила она.
Владимир оторвался от экрана и втолкнул чемодан под полку.
— Доброе утро, — сказала Людмила сверху.
— Здравствуйте, — ответила попутчица, разворачивая матрас.
Людмила спустилась и столкнулась с хмурым взглядом мужа.
— Что? — фыркнула она.
— Ты на пиджак наступила.
— А зачем тут вешать?
— Чтобы не помялся.
— Тане потом гладить, да? Ах да, это ж я всегда гладила! — Людмила демонстративно прижала пиджак к стенке.
Их спор прервали тихие всхлипы. Старушка смотрела в окно, прикрыв рот платком.
— У вас всё в порядке? — осторожно спросила Людмила.
— Ничего, простите, — прошептала та.
Людмила взглянула на Владимира, но он лишь пожал плечами.
— Предложи ей воды, — прошипела она.
— Сама предложи.
Но старушка уже доставала железную кружку и бутылку.
— Давайте я, — спохватилась Людмила.
— Спасибо, — старушка протянула бутылку. — Уже ничего не исправить… Мужа еду хоронить… Сорок лет вместе. Не дождался…
Людмила замерла. Владимир, стоя в проходе, увидел на её лице незнакомую жалость.
Старушка рассказывала о муже — как он заботился, как любил их дочь Ирину. Владимир, сначала отстранённый, теперь слушал внимательно.
— И не ссорились никогда? — не удержался он.
— Вова! — Людмила дёрнула его за рукав.
— Ссорились, конечно. И я даже уходила. Трижды. Хотя один раз просто в сарае пряталась, чтобы он поволновался.
— Зачем тогда возвращались? — упрямился Владимир.
Старушка вздохнула:
— Без ссор брака не бывает, сынок. Молодым кажется, что время есть — вот и цепляетесь к мелочам. А потом понимаешь — главное, что вы нужны друг другу…
Людмила поймала себя на мысли: а что, если Владимир… От этих слов её пробрала дрожь. Вспомнила, как он перестал дарить цветы. Просто забыл.
Тишину нарушал только стук колёс. Владимир смотрел в окно, думая о том же. Вспоминал, как Людмила перестала выходить к нему после работы. Раньше ужинали вместе — святое правило.
Вечером старушка вышла на своей станции, растворившись в толпе.
Они уже не молоды. Кто знает, что ждёт их впереди? В полумраке Владимир взглянул на жену, уткнувшуюся в телефон. Её профиль казался таким знакомым, будто из другого времени.
На перроне родного города Владимир остановился.
— Может… — начал он и запнулся. — Может, не будем Тане говорить о разводе?
Людмила подняла глаза — в них читались те же сомнения.
— Я имею в виду… вообще не будем? — прошептал он.
Они смотрели друг на друга. ЛюдОна молча взяла его руку, и они пошли домой, словно сорок лет назад, когда всё только начиналось.
