— Мам, ну я же просила не давать Мишке телефон! Неужели так сложно запомнить?
Настя металась по комнате, зло подбирая с пола разбросанные машинки. Татьяна стояла в дверях, скрестив руки, и лишь покачивала головой, изредка закатывая глаза.
— Ты же видишь, что после телефона он как бешеный! Но тебе всё равно — включишь ему эти глупые видосики и vanishнешь на кухню! — не унималась Настя.
Она злилась — на себя, на мать, на бывшего мужа, на весь белый свет. Но как объяснить, что телефон — это кошмар, из-за которого Мишка кричит по ночам? Что нельзя давать ему шоколад, от которого покрывается сыпью? Что эти «бабушкины» мази с запахом аптеки только всё портят?
Хуже всего было то, что Насте не к кому больше обратиться. Но терпеть, когда Татьяна игнорирует её просьбы, она больше не могла.
— Он дикий, потому что мать вечно на работе, — холодно бросила Татьяна. — От телефона за полчаса с ним ничего не станется.
— Как это ничего? Ты хоть видела, что он там смотрит? Взрослые тётки в блёстках скачут под дикую музыку! А эти «страшилки»? Тебе кажется, это для четырёхлетнего ребёнка нормально?! Посмотри сама часок — давление подскочит! — Настя уже почти кричала.
Татьяна усмехнулась и шагнула ближе. За её спиной молча стоял мальчик, привыкший к ссорам и просто ждавший, когда бабушка с мамой разойдутся. Настя заметила его взгляд и сразу понизила голос.
— Знаешь что, дорогая? — Татьяна прищурилась. — Тебе сейчас не по чину учить меня, как нянчить твоего сына. Надо было думать, прежде чем рожать от первого встречного и сваливать ребёнка на мать.
От этих слов у Насти подкосились ноги. Она была бесконечно благодарна, что мать пустила их в дом, когда пришлось бежать от мужа-деспота. Благодарила Бога за то, что Татьяна помогала с Мишкой во время болезней.
Сама Настя не сидела сложа руки — подрабатывала с пелёнок, а потом отдала сына в садик. Бабушка была лишь подстраховкой на случай внезапных соплей. Взамен Настя оплачивала квартплату, покупала еду и даже подкидывала маме немного деньжат, хотя та сама работала.
Настя резко отвернулась, наклонилась к коробке с игрушками и, пряча дрожащие губы, пробормотала:
— Я не прошу тебя его воспитывать. Я сама справляюсь. Мишка — умный, воспитанный мальчик. Не орёт, не ноет, играет сам. Удобный, да? Но за этим «удобством» скрывается другое. Он всё чувствует! После наших ссор он плохо ест, плохо спит. И всё, о чём я прошу, — не пихать в него телефон, не перекармливать сладким, не мазать всякой дрянью. Но ты, как назло, делаешь всё наоборот! Почему?!
Она схватила коробку, поставила её на полку и направилась к Мишке, который жался у двери. Взяла его за руку, но на полпути обернулась:
— Хватит тыкать мне твоей «помощью». Да, я родила «от первого встречного». Да, я сбежала от этого… — Настя взглянула на сына, потом на мать, — …от этого чудовища. Но ты сама предложила нам крышу и обещала не попрекать. Я что, не стараюсь? Пашу как лошадь! Мишка почти всё время в саду. А когда я прошу тебя его «перехватить», ты специально делаешь всё наперекор!
Она толкнула сына в сторону комнаты:
— Пошли, зайчонок, почитаем.
Из кухни донёсся голос Татьяны:
— Не нравится — сиди с ним сама! Посмотрела бы я, как бы ты без меня выкрутилась! Ни гроша за душой, только ребёнок, а ещё и капризничает: телефон, мол, нельзя! Я без тебя знаю, что ему надо!
Настя глухо вздохнула, но промолчала. Мишка залез на кровать, взял книжку и спросил:
— Почему вы с бабушкой опять ругаетесь?
Настя не нашлась, что ответить. Когда она забеременела, то знала — муж нормальным отцом не станет. Но гордость не позволила просить помощи у матери. Та всегда осуждала её, и Настя изо всех сил пыталась быть самостоятельной. В итоге она вышла за импульсивного парня, который потом увлёкся азартными играми и начал поднимать руку.
Татьяна, увидев синяки, тут же забрала её к себе. И клялась, что никогда не упрекнёт.
Теперь Настя всеми силами исправляла ошибку. Мишка был её двигателем, ради него она вставала на рассвете, собирала его в сад, бежала на работу и выкладывалась по полной. Так она пыталась «оплатить» долг — и перед матерью, и перед сыном.
— Взрослые иногда ссорятся, — слабо улыбнулась Настя.
— Как вы с папой? — тихо спросил Миша.
— Да, зайчонок. Но ты этого не помнишь, ты был маленьким.
Мальчик пожал плечами и уткнулся в книжку. Настя читала на автомате, а сама думала, что устала от этих бесконечных стычек. Это даже не конфликты — какое-то бессмысленное бодание.
Когда Мишка уснул, Настя вышла на кухню. Татьяна, как всегда, пила чай с вареньем.
— Чайник только вскипел, наливай, — сказала она буднично.
— Не надо. Я спать. — Настя замялась, потом твёрдо добавила: — Мы с Мишкой съедем. Месяц потерпи — поможешь мне с ним, пока ищу квартиру.
Она хотела уйти, но Татьяна резко встала:
— Куда ты пойдёшь? Без денег, с ребёнком? Гордость — это хорошо, но без моего угла ты пропадёшь!
Настя сверкнула глазами:
— На какие «вечные больничные», мам? Когда он болеет, я таскаю его с собой на работу! Ты же тоже не сидишь с ним!
Татьяна фыркнула.
— Что?! — Настя взорвалась. — Хватит фыркать! Я молчала, но больше не буду. Да, я родила «от первого встречного». Но ты меня в полгода сдала бабушке! Я хоть в жизни сына присутствую! А ты? Вспомни, как я просила побыть со мной, а ты вечно на работе! Как в восьмом классе ты вдруг решила «воспитывать» меня, но было уже поздно!
Татьяна побледнела. Настя резко повернулась и ушла.
Утром мать ждала её на кухне. Казалось, та не спала вовсе.
— Доброе утро, — буркнула Настя.
— Доброе, — голос Татьяны дрогнул. — Давай поговориТатьяна потянулась к чашке, налила дочери кофе и тихо сказала: «Прости, я не хотела тебя обидеть, давай попробуем начать сначала».
