Метель
Ветер яростно толкал то в спину, облегчая путь с тяжёлыми санями, то швырял в лицо ледяную крупу. Бесконечной казалась снежная дорога, завывающий ветер и колючая позёмка. Временами угадывался тёмный край леса — значит, где-то там деревня. Но стоило закрыть глаза от снежной пыли, как всё исчезало, будто наваждение.
«Анютка, помоги мне!» — донёсся голос матери из кухни.
Анюта вздохнула, заложила учебник тетрадкой и пошла.
«Банку с тушёнкой открой,» — сказала мать, подвигая к ней тяжёлый стеклянный сосуд с ржавой крышкой. Она управлялась одной рукой — вторая, в гипсе, беспомощно висела на перекинутом через шею бинте.
«Макароны с мясом? Люблю,» — машинально ответила Анюта, взяв консервный нож. Вскоре крышка со звоном отскочила, и воздух наполнился густым запахом.
«Куда бы я без тебя,» — пробормотала мать, забирая банку.
Эти слова согрели Анюту. В последнее время ласковых слов от матери она слышала редко. Та, кряхтя, пыталась выковырять ложкой плотно утрамбованное мясо, но банка норовила соскользнуть.
«Дай я,» — Анюта отодвинула её. «На сковородку?»
«Да.» Мать отошла, и Анюта выложила ложку за ложкой.
«Хватит,» — та остановила её, забирая последние кусочки.
Анюта сглотнула слюну. Ох, как хотелось облизать ложку…
«Иди, доучивай. Отец скоро придёт — будем обедать. Что-то задерживается… Март на дворе, а метёт, как в январе.»
Анюта бросила взгляд на шипящее мясо и направилась к своей койке за шифоньером, как вдруг раздался стук в дверь.
Мать замерла. Стук повторился.
«Чего стоишь? Опять пьяный, замок не открывает. Принимай гостя,» — мать вздохнула, кинув на дочь тревожный взгляд.
«Лучше б вообще не приходил,» — проворчала Анюта, шагая к двери.
«Что ты сказала? Про отца?!» — вскрикнула мать ей вслед.
«Мало одной руки? И вторую сломает,» — огрызнулась Анюта и выскочила за порог, едва увернувшись от занесённой ложки.
Она щёлкнула замком, дверь тут же распахнул ветер, едва не ударив стоявшую на пороге соседку — тётю Марфу.
«Мать дома?» — та поспешно подхватила сползающий платок.
«Дома,» — облегчённо ответила Анюта.
Тётя Марфа протиснулась внутрь, а Анюта, кряхтя, боролась с дверью. Ветер в последний раз швырнул ей в лицо горсть снега и отступил.
В комнате её встретил испуганный взгляд матери.
«Ань, надо отца встречать. Сын Марфы звонил — видел его на дороге, пьяного…»
«Час назад видел!» — перебила соседка. «А сейчас звонок был — спрашивал, дома ли. Значит, в сугробе лежит, коли до сих пор нет.»
Анюта и мать переглянулись.
«Может, кто подберёт?» — без надежды спросила Анюта. Кто поедет в такую погоду? Дачники — те летом, а сейчас глухое межсезонье.
«Одевайся, пойдём искать,» — засуетилась мать, тянусь к вешалке.
«Куда тебе со сломанной рукой? Я сама,» — резко сказала Анюта, натягивая материнскую куртку.
«Санки возьми. Если что — за мной приди, помогу,» — сказала тётя Марфа. «Ладно, мне надо — щи на плите.»
«Ань, я всё же с тобой…» — неуверенно заговорила мать.
Анюта вздрогнула от её жалобного тона, от этого овечьего взгляда.
«Сама справлюсь. Наверняка к Степанычу завернул — за добавкой. Приведу,» — буркнула она, не глядя.
Натянула шапку, обмотала шарф, сунула ноги в валенки и резко застегнула молнию.
В сенях стояли старые, грузные сани. Когда-то она с братом гоняла на них с горы, а теперь отец возил на них дрова да баллоны.
Перед выходом она на мгновение застыла, слушая вой ветра. Не хотелось искать его, но она зашла к Степанычу — тот самогон гнал и спаивал мужиков. Отца там не было.
Схватив верёвку, Анюта потянула сани к соседнему селу, где отец работал и откуда ходил автобус в её школу. Летом дорога — не в тягость, а сейчас два километра казались вечностью.
На полпути она нашла его — лежащего на боку, присыпанного снегом.
«Вставай!» — толкнула его ногой. Он замычал, пахнув перегаром.
После долгих усилий ей удалось завалить его на сани. Тянуть было невыносимо тяжело — отец был крупный, ноги волочились по снегу. Ветер рвал дыхание, верёвка впивалась в ладони даже сквозь варежки.
Мысль оставить его в сугробе приходила снова и снова. «Пусть замёрзнет. Всё равно не изменится. Однажды маму убьёт…»
«Анька!» — голос матери прозвучал за спиной.
Та вынырнула из метели в отцовской куртке, пустой рукав болтался на ветру.
«Нашла? Молодец. Давай вместе.»
Они тянули сани втроём. Мать кряхтела от боли, Анюта онемела от усталости.
Очнулась она через три дня. Мать сказала, что у неё была ангина с температурой. Отец же отделался обмороженными пальцами.
Позже Анюта уехала в город, поступила в техникум. Мать уверяла, что отец пить стал меньше — боялся, что дочь не вернётся его спасать. Но не бросил.
Однажды его убило током на работе.
«Неужели так любила, что терпела?» — холодно спросила Анюта на похоронах.
«Жалела. Алкоголизм — болезнь,» — мать пристально посмотрела на неё. «Я знаю, ты хотела оставить его тогда.»
Анюта остолбенела.
«Ты в бреду всё рассказала. А я… я хотела, чтобы ты это сделала.»
Позже Анюта забрала мать к себе в город.
Но о той метели, о своих мыслях тогда, она не рассказывала никому. Даже мужу.
