«Жизнь на грани: сколько ещё можно терпеть?»

**Дневник.**

Бывает, мне кажется, что само небо ополчилось против меня. Будто кто-то свыше взглянул на мою судьбу и вынес приговор: «Пусть мучается». И я мучаюсь. С детства, с первой разбитой мечты, с первых слёз. Я — та, кому жизнь без устали шепчет: «Ты не заслуживаешь радости».

В восемнадцать всё рухнуло. Один мужчина, друг отца, хитростью завлёк меня к себе. Обманул, сломал, а потом — будто ничего не случилось — отвернулся. Родители пробовали добиться правды через суд, но он был не из простых — деньги, связи, власть. Выкрутился. А я осталась с клеймом: «испорченная», «лёгкая». Хотя была просто напуганной девчонкой.

Когда я узнала, что беременна, мать уговаривала подать на установление отцовства. Я отказалась. Не хотела, чтобы этот человек хоть как-то прикоснулся к моему ребёнку. Он был грязью — пусть даже не знает, что у него есть сын.

Чтобы спасти остатки репутации, мать отправила меня к дальним родственникам в Сибирь. Там я родила Никиту. До трёх лет растила его одна, потом вернулась домой с выдуманной историей — якобы вышла замуж, но брак не сложился. Правду знать никто не должен был.

Но дома меня ждал новый удар. Отец умер, брат отправил мать в дом престарелых, а дом забрал себе. Встретил меня с презрением: «Тебе, у которой глаза по сторонам бегают, здесь не место. Если выживешь — значит, судьба. Нет — улица научит». Собственный брат намекнул, что мой удел — панель.

Но я не сдалась. Мыла полы в офисах, посуду в столовых, помогала на свадьбах — делала всё, чтобы прокормить Никиту. Жили впроголодь, но честно.

Подруга как-то сказала: «Поезжай за границу, в Германию или Чехию — там платят втрое больше». Через агентство уехала в Германию, устроилась в маленькую гостиницу. Работала без отдыха, хозяйка следила за каждым движением, ворча, что терпит нас с сыном «из милости».

Когда Никита болел, я металась между кухней и его комнатой — дать лекарство, накормить, утешить. А потом — снова к горам грязной посуды.

Когда он подрос, стал мне помогать. Работодатели просто получили второго работника бесплатно. Ради него я решила вырваться.

Раз в пару месяцев выпрашивала пару часов, чтобы съездить в соседний городок, где собирались русские, такие же, как я, — «гастарбайтеры поневоле». Там я встретила Игоря. Казался добрым, заботливым. Угощал чаем, возил на машине, говорил, что ценит таких, как я — сильных, честных, не сломленных.

Я поверила. Влюбилась. Потому что жила как в клетке, а он казался спасением. Когда мы впервые остались наедине, я плакала. Меня никто не касался с нежностью уже так давно.

Мы начали строить планы. Я рассказала, что копила деньги на учёбу Никиты — каждую осень отправляла его в школу-интернат, чтобы рос достойным человеком. Игорь уговорил вложить их в его «дело». Рисовал будущее: дом, семья, новая жизнь.

Я отдала всё. А на следующий день его телефон не отвечал. Ни звонка, ни слова. Он испарился, будто его и не было.

Деньги — не главное. Но он украл у меня не только их. Он снова украл веру.

Почему именно я? За что судьба бьёт меня снова и снова? Почему для одних счастье — как воздух, а для меня — недосягаемая сказка?

Я не прошу жалости. Просто устала. Устала быть сильной. Устала ждать чуда. Устала доказывать, что достойна хоть капли любви. Разве я не заслужила немного тепла? Хотя бы крошку…

Оцените статью