Весенний разлад
Люба терпеть не могла весну. Грязь повсюду, грязные островки снега, песок на асфальте. А уж про то, что творится на газонах, и говорить противно. Но больше всего её бесила эта всеобщая истерия насчёт любви и счастья.
— «Атмосфера ожидания любви и счастья», — мысленно передразнила она заезженную фразу. — Какое уж тут счастье…
За тридцать, а на работе её всё ещё звали «Любка». Невысокая, худенькая, в джинсах, футболке и косухе — настоящая иллюстрация к поговорке «маленькая собачка до старости щенок». И она словно специально это подчёркивала — стриглась коротко, ходила на работу в огромных наушниках, а на планерки — со смешными значками на воротнике. Ах да, работа.
Писать сценарии для телевидения — не такое уж захватывающее занятие, как кажется. Но заказов всегда было много, и Люба ваяла их быстро, почти не включая мозги.
— Да потому что сценарии для современных сериалов может писать даже дрессированный попугай, — усмехнулась она. — И у него преимущество — он красивый и умный. А большинство сценаристов — зазнавшиеся идиоты с проблемной гигиеной.
Вообще-то в офис она появлялась редко. Ей там делать было нечего. За красивые глаза и подачу материала отвечала, например, Надька — куда более привлекательная во всех нужных местах.
Надька не была стервой и даже искренне пыталась всем нравиться, включая Любу. Злого умысла Люба за ней не замечала. Но иногда её глупость раздражала сильнее, чем откровенная подлость. Чего стоили одни её попытки устроить личную жизнь подруги!
— Привет, динозавры, — подмигнула Люба, заходя в «кают-компанию».
На самом деле это была обычная комната отдыха, где сейчас сидели Надя и Коля. Но когда-то давно Коля, хваставшийся, что ходил в море, назвал её «кают-компанией», и прижилось.
— И тебе не хворать, пещерный человек с бородищей, — ткнула она кулаком в плечо сорокалетнего мужика. — Как семья?
— Дети хотят в Диснейленд, жена — на Мальдивы.
— А ты?
— А я сдохнуть хочу на фоне весеннего обострения.
— Оптимист, Коль, — засмеялась Люба.
— Люб, ну сколько можно меня динозавром называть? — запоздало возмутилась Надя. — Я вообще не динозавр!
— Ты, Надюш, не просто динозавр, а редчайший экземпляр. Единственный в мире человек, который работает на ТВ, но до сих пор верит в человечество и считает, что люди — хорошие. За это я тебя и люблю, — обняла её Люба. — Что там по дедлайнам? И вообще, какого чёрта нас среди недели вызвали? Я думала, до понедельника отдохну. У Серёги опять запой, что ли, и он нас пугать решил?
Надя шмыгнула носом. Коля тоже повесил голову.
— Наш Сергей Владимирович откинулся. Вчера увезли в больницу. Может, и выкарабкается, но сердце шалит, — коротко пояснил Коля.
— Вот тебе и раз, — Люба опустилась на диван.
Сергея Владимировича, несмотря на запои и крики, любили все. У него было два редких качества — он всегда вовремя платил и орал не только на подчинённых, но и за них, отбивая атаки высшего начальства.
— И что теперь?
— Нового начальника представлять будут.
— И кто у нас новый?
— Какая-то звезда из московского офиса. Игорь Денисович Волошин. Случайно не родственник?
— Вот те крест, — Люба откинулась на спинку. — Родственник. Бывший. Только не того Волошина. А мой…
Игорек. Бывший муж, чтоб ему пусто было. Тот самый, который когда-то настоял на аборте. И тот самый, который потом уехал в столицу делать карьеру. Видимо, сделал. Конечно, теоретически это мог быть другой Волошин, но Люба не сомневалась — это он. С его самомнением и амбициями только карьеру и делать. Вот только зачем его в провинцию заслали?
— Ты его знаешь? — прервала её мысли Надя. — И какой он?
— Лучше тебе не знать, Надюш.
Вот тебе и «атмосфера ожидания любви и счастья». Лови, пока не надоело.
***
А Игорек выглядел отлично. Дорогой пиджак, стильная щетина, короткая стрижка. Сейчас все модники старались быть не принцами, а суровыми мужиками в духе Тома Харди. У некоторых даже получалось.
— Мы, конечно, все уважаем талант Сергея Владимировича, но возраст и неспособность идти в ногу со временем стали препятствием для его дальнейшей работы. Кроме того, руководство больше не могло закрывать глаза…
— Ну ты и мразота, Игорь, — не выдержала Люба.
— Что?
— Что услышал. Я-то гадала, с чего это Владимирович в больницу попал — он ведь давно не пил и даже работать начал. А он, оказывается, с должности слетел. Ты его подсидел? Одного не пойму — зачем тебе это? Ты же московская штучка, тебе не по чину в нашей глуши начальником быть.
— Любовь Викторовна, вы вообще осознаёте, что говорите?
— Да как всегда. Я тут за троих работаю, вот и позволяю себе лишнее. Кончай воду лить, говори по делу.
— По делу? Пожалуйста. Меня назначили провести сокращение. Коснётся оно и вашего отдела. В общем, один человек уйдёт. Кроме вас, раз уж вы «за троих работаете».
За окном насмешливо светило весеннее солнце.
***
— Игорь, ты вообще в себе? — Люба схватила бывшего за рукав на парковке.
— Вполне. Исполняю обязанности.
— Брось. Ты, конечно, подлец, но не настолько же тупой. Ты же знаешь, что весь отдел держался на принципах Владимировича, на обаянии Нади и работоспособности Коли.
— И на твоём таланте, ага.
— Повторяю вопрос: ты в себе?
— Просто сбрасываю балласт. Оставлю только ключевых. Как в старые добрые. Ты и я против всего мира. Я соскучился, Любка. И, по секрету, в компании грядут перемены. У этого филиала скоро могут быть новые владельцы.
— Например, ты?
— Да, Люба, например я. И ты тоже можешь быть среди них. Давай, у нас же не всё так плохо было. Может, ещё будет.
— Ты серьёзно?
— А что? Ты же одна.
— Ах, ты выяснял. Ну-ну. А выяснил, что у меня теперь детей быть не может?
— Выяснил. Но это не главное. Главное — чувства…
— Игорек,И когда летний ветерок шевельнул её теперь уже длинные волосы, Люба вдруг поняла, что, может быть, не всё так плохо в этой жизни, даже если весну она по-прежнему ненавидела.
