**Муж с изъяном**
— Ты только не вздумай рассказывать, что твои родители пили, — прошептал Дмитрий, пока они поднимались в лифте. — Лучше скажи, что отец погиб, а мать уехала. Или просто скажи, что росла с бабушкой.
Ольга вздохнула. Это была не просьба, а приказ, от которого сердце сжималось, будто в тисках. Но что он мог знать о таких вещах? Его мать — преподавательница музыки, отец — военный врач. Читают книги, ходят в театры, всех называют по отчеству. Наверное, даже кошку.
А она в детстве забивалась в шкаф и замирала, чтобы не нарваться на очередной скандал.
— Я и не собиралась исповедоваться перед ней, Дмитрий, — она мельком глянула на своё отражение в зеркале.
Аккуратная причёска, отглаженное платье. Вроде всё в порядке. Только ладони стали влажными.
Дверь открыла женщина с таким лицом, будто Дмитрий привёл не невесту, а принёс мешок с гнилыми яблоками.
— Здравствуйте, Нина Семёновна, — вежливо сказала Ольга.
— Ну, здравствуй, — без улыбки ответила та и смерила её взглядом. — Проходите.
Квартира сверкала чистотой. Всё в пастельных тонах. В прихожей висели вышитые пейзажи, на полочке — иконы и фарфоровые куколки. Ольга почувствовала, будто попала не в гости, а в музей.
За чаем Нина Семёновна начала допрос:
— Дмитрий говорил, ты учишься. На кого?
— На филолога. Второй курс. Учусь бесплатно, ещё подрабатываю репетитором.
— А родители?
— Жила с бабушкой. Родители… Не сложилось, — Ольга почувствовала, как загорелись уши.
Нина Семёновна кивнула, но в глазах мелькнуло удовлетворение, будто она только что разгадала кроссворд.
— Ну, бывает. Главное, что стараешься.
Дмитрий молча ковырял вилкой торт, будто в тарелке был важнее, чем всё вокруг. Ольга вдруг поняла: он знал, как пройдёт этот разговор, но всё равно привёл её сюда. Может, надеялся, что пронесёт.
— Дмитрий говорил, вы уже подали заявление? — Нина Семёновна смотрела с надеждой, будто ждала слова «нет».
— Да. Через два месяца свадьба, — ответила Ольга, сжимая пальцы под столом.
— Молодёжь теперь торопится. Раньше всё обдумывали, через родителей вели. А сейчас — раз, и в загс.
— Время другое, — вяло вставил Дмитрий, даже не подняв глаз.
После чая Нина Семёновна повела Ольгу «на экскурсию» — в комнату сына. Всё было идеально: стопка книг, глобус, детское фото в костюме медвежонка. Кровать с вышитыми подушками. Всё как у людей.
Но для Ольги это было недостижимой сказкой.
— Дмитрий у нас всегда стремился к лучшему, — стояла у двери Нина Семёновна. — Понимаешь?
Ольга кивнула. Понимала. Только под «лучшим» свекровь явно имела в виду не её.
В автобусе Ольга смотрела в окно, чувствуя, как горят щёки. Не от злости — та уже выгорела. Это был стыд. Перед бабушкой, которая пахала, чтобы внучку не забрали в детдом, перед бессонными ночами, сессиями, подработками.
Вся её борьба вдруг казалась чем-то грязным и ненужным.
— Ты чего молчишь? — спросил Дмитрий, положив руку ей на колено. — Мать просто строгая. Привыкнет.
— Всё нормально, — ответила Ольга, отодвинувшись к окну. — Спасибо за чай.
Тогда это казалось мелочью. Но позже кусочки сложились в картину. Особенно когда они задумались о детях.
— Может, не сегодня? — бормотал Дмитрий, ковыряясь в тарелке. — Я устал.
— Сегодня подходящий день, — напомнила Ольга, глядя на календарь. — Если пропустим, опять месяц ждать.
— Ты как на работе… Неужели прямо сегодня?
Он не понимал, что для неё каждый месяц — надежда, а потом разочарование. Сначала они не придавали этому значения, пробовали народные средства. Но через год стало не до шуток.
Ольга пошла по врачам. Нашли небольшой гормональный сбой. Поправили. Но тест упорно показывал одну полоску.
— Дмитрий, может, тебе тоже провериться? — осторожно спросила она.
Он посмотрел на неё, будто она предложила переодеться в клоуна и пойти в цирк.
— Ты это серьёзно? Я, по-твоему, бракованный?
— Я не обижаю. Просто хочу понять причину.
Он молчал минуту, потом встал, хлопнул дверью и ушёл. Впервые за всю жизнь.
Наутро дверь открылась без звонка. За Дмитрием вошла Нина Семёновна, бормоча:
— Я же говорила — не наша порода. Ничего, сынок, бывает.
Ольга вышла на голоса.
— Привет. Здравствуйте, Нина Семёновна.
— У тебя спрашивать надо! — набросилась свекровь. — Ты ещё и его в дефектные записала? Это ты не можешь, а у нас в роду все здоровые!
Дмитрий стоял у стены, будто не его это касалось.
— Почему молчишь? — повернулась к нему Ольга. — Ты же знаешь, что я проверилась.
— Мне проверяться не надо, — буркнул он. — Со мной всё в порядке.
Нина Семёновна одобрительно кивнула.
После их ухода Ольга села на пол, обняв колени. Даже слёз не было.
Развод прошёл быстро. Нина Семёновна передала через сына: «Будем молиться, чтобы он нашёл нормальную».
Ольга долго считала себя виноватой.
Потом она встретила Семёна. Он работал в соседнем отделе, тихий, в поношенной куртке. Он умел слушать. Без оценок, без советов.
Когда она решилась рассказать о прошлом, ожидала бури. А он пожал плечами:
— Если не получится, возьмём из детдома. Там хорошие дети, им просто не повезло.
Она смотрела на него, не веря своим ушам.
Но им не пришлось. Сначала родился сын, потом дочь. В доме не звучали слова «бракованная», «неполноценная». Только «люблю», «помогу», «держи меня за руку».
А прошлое напомнило о себе случайно. Знакомая написала:
«Она закрыла телефон, улыбнулась детям, играющим во дворе, и поняла, что единственное, что ей нужно помнить из прошлого — как вовремя она из него ушла.»
