В тяжёлую минуту бросила
— Хоть бы спросила перед тем, как всё переставлять, — Татьяна тяжело вздохнула, сжав в руках едва найденную солонку, и застыла посреди кухни, будто готовясь к дуэли с Ириной.
— А ты хоть раз спасибо сказала бы за порядок, — огрызнулась невестка, хлопнув дверцей шкафа так, что задребезжала посуда. — Тут же был не кухня, а свинарник.
Татьяна прищурилась. Она только вчера расставила кастрюли: тяжёлые — вниз, лёгкие — наверх, чтобы не убиться, если упадёт. Сама она невысокая, потому старалась всё разместить удобно, без лишних потягиваний. А вот высокая Ирина смотрела на мир свысока. Во всех смыслах.
Сын сидел за столом с чашкой кофе, делая вид, что не слышит. Когда-то он бегал по этой квартире с деревянным мечом, смеясь. Теперь же воевал с матерью — то через жену, то через молчание.
— Это мой дом, Ира. И мой порядок. Я помощи не просила.
— Ну да. Но и не отказалась, когда мы переехали. Или уже забыла? — Ирина высоко подняла брови. — Живёшь не одна — будь готова подстраиваться.
У невестки была привычка улыбаться уголком рта, когда она говорила гадости.
Татьяна сжала губы. Как тут забудешь? Когда Роман объявил, что они сдают свою однушку и хотят пожить у неё, пока копят на квартиру побольше, она растерялась. С одной стороны — сын, отказать неудобно. С другой — под рёбрами уже тогда защемило тревогой.
— Мам, ну ты прямо выживаешь нас, — наконец встрял Роман. — Мы же не отбираем у тебя жильё.
— У каждой хозяйки свои привычки. А я — хозяйка, между прочим.
— Привычки вроде твоей допотопной мясорубки, которой только ты умеешь пользоваться? — фыркнула Ирина. — Тут всё ещё с советских времён. Я просто пытаюсь сделать жизнь удобнее.
— Удобную жизнь тебе муж должен устраивать, а не я, — отрезала Татьяна, уже не сдерживаясь. — А мясорубка работает отлично. Если у тебя руки не из того места растут, это не моя проблема.
Роман встал, тяжело вздохнув. Татьяна заметила, как он посмотрел на жену, потом — на неё. Весы в его голове качнулись, но, как всегда, опустились не в её сторону.
— Мам, ну не заводись. Мы просто хотим обустроиться. Это же ненадолго.
— Ваше «ненадолго» уже тянется полгода. Надоело жить как в коммуналке, — выдохнула Татьяна.
Ирина швырнула тряпку на стол и вышла. Роман — за ней. Это повторялось уже не впервые. Вместо разговора они закрывались в комнате, будто стена росла между ними.
Ирина громко включала музыку, оставляла в раковине чашки с засохшим кофе, забивала слив. Но хрупкое перемирие ещё держалось.
Пока не случилось последнее.
Татьяна пришла с работы с температурой. Мечтала о горячем чае, тишине и мандаринах по акции, как вдруг услышала хохот на кухне.
— Ненадолго, — бросила Ирина, когда Татьяна вывела её в коридор. — Через час все уйдут. Друзья зашли, чай пьём.
— А сколько градусов в вашем чае? — тихо спросила Татьяна, глядя на бутылки на столе. — Первый раз вижу, чтобы чай с воблой закусывали.
— Мам, ну какая разница? — влез Роман. — Через час все уйдут.
У Татьяны дрожали руки и раскалывалась голова. Ей хотелось просто лечь. Но полчаса она слушала музыку и смех, потом — как кто-то споткнулся о её туфли в коридореИ тогда она поняла, что иногда тишина — это не одиночество, а свобода.
