— Ты только попробуй сообщить Ирине, что мы разводимся! Понял? Не вздумай испортить ей свадьбу! — шипела Татьяна, озираясь по сторонам, словно боясь, что кто-то подслушает.
— Кто ж, как не ты, умеет портить праздники, — процедил Владимир, тяжело переставляя ноги. — Хоть бы руку протянула, а не шествуешь, будто королева!..
…По перрону шли двое. Она щелкала каблуками по бетону, он ковылял, волоча увесистый чемодан на колесиках, который постукивал в такт их шагам.
— Хватит меня таскать. Двадцать пять лет тяну тебя на себе, а благодарности — ноль!
— Вот как! — Владимир округлил глаза. — Надо было брать отдельное купе!
— Потерпи, милый, — язвительно бросила Татьяна.
Проводница, заметив их перепалку, вежливо улыбнулась:
— Ваш вагон?
— Третий, — хором ответили супруги. — Вот он?
— Да. Документы, пожалуйста. Все в порядке. Ваши места — одиннадцать и двенадцать. Проходите.
Татьяна шагнула вперед, но Владимир демонстративно толкнул ее плечом, первым вскарабкавшись в вагон. Женщина фыркнула и с достоинством вкатила чемодан в тамбур.
— Гитару свою даже не думай доставать, — предупредила она.
— Она хоть не храпит, как ты!
— Громче, Вова, чтоб весь вагон наслаждался нашими разборками! — Татьяна закатила глаза и наклонилась к чемодану.
Владимир обреченно плюхнулся на нижнюю полку, достал книгу и сунул под матрас.
— Ты ошибся. Это мое место! — Татьяна уставилась на мужа.
— Глянь в билеты. Твое — наверху. Вали туда.
— Вова, это не смешно.
— Я и не клоун. Уступать не буду. Лезь.
…Татьяна и Владимир прожили вместе четверть века. Их дочь Ирина, единственная и обожаемая, росла в семье, где родители казались ей идеалом: отец — надежный, как дуб, мастер на все руки; мать — гостеприимная хозяйка, создающая в доме уют.
Но за фасадом скрывалась иная правда. Годы копили обиды. Татьяна, некогда мечтательная девушка, превратилась в вечно недовольную женщину, считавшую, что пожертвовала всем ради семьи. Владимир, прежде галантный кавалер, теперь чувствовал себя загнанным в угол работой и бытом, где его усилия оставались незамеченными.
Брак стал рутиной: он — с работы, телевизор, гитара; она — готовка, уборка, заботы о дочери. Они перестали говорить по душам. Попытки вернуть былое разбивались о стену взаимного раздражения.
Решение развестись зрело годами. Последней капней стал разговор на кухне месяц назад, когда узнали о свадьбе Ирины. Ссора переросла в откровенность, и оба поняли: их брак держится на привычке, не на любви.
Ирина ничего не знала. Для нее родители оставались примером. К чему невесте перед свадьбой знать о разводе?
Тогда супруги договорились сохранять видимость благополучия до торжества. А после — подать на развод.
Теперь они ехали в одном вагоне. Он — внизу, она — напротив. Молчали, словно чужие.
Утренняя суета разбудила Татьяну. В купе вошла пожилая женщина с потрепанным чемоданом. Владимир, уткнувшись в телефон, даже не взглянул. На приветствие буркнул невнятно.
Бабушка выглядела измученной: седые волосы в небрежном пучке, тени под глазами, печаль в уголках губ.
— Сынок, помоги, — тихо попросила она.
Владимир оторвался от экрана и втолкнул чемодан под полку.
— Доброе утро, — сказала Татьяна сверху.
— Здравствуйте, — ответила старушка, расправляя матрас.
Татьяна спустилась вниз, наступив на пиджак мужа.
— Что? — фыркнула она.
— Ты на пиджак наступила.
— А зачем он здесь?
— Чтобы не помялся.
— Ирине потом гладить, да? Ах да, забыла — это же я всегда твои вещи гладила! — Татьяна демонстративно прижала пиджак к стенке. Владимир лишь закатил глаза.
Их спор прервали тихие всхлипы. Бабушка смотрела в окно, прикрывая платком дрожащие губы.
— У вас все в порядке? — осторожно спросила Татьяна.
— Да-да, простите, — смутилась старушка.
Татьяна взглянула на мужа. Тот выразительно молвил: «Не моя забота».
— Предложи ей воды, — прошептала она.
— Сама предлагай.
Но бабушка уже доставала железную кружку и бутылку.
— Давайте я открою, — вызвалась Татьяна.
— Спасибо, — слабо улыбнулась та.
— Мы можем помочь? Вы явно расстроены, — Татьяна села рядом, толкнув мужа ногой. Тот фыркнул и вышел.
— Уж никто не поможет, — старушка снова заплакала. — Мужа хороню…
— Как? — у Татьяны перехватило дыхание.
— Гостила у дочери. А через два дня звонок… Коли не стало. Сорок лет душа в душу. Не дождался…
Татьяна смотрела на нее, сжимая кулаки. Чем утешить такого горя?
Владимир, вернувшись, увидел жену не привычно-язвительной, а растерянной. Давно он не видел в ее глазах сочувствия.
Татьяна набрала ему в телефоне: «У нее муж умер. Без твоих глупых шуток».
Он зло сверкнул глазами. Разве он когда-либо был бестактным?
Бабушка, успокоившись, заговорила:
— Коля был особенный. Каждый день спрашивал: «Как ты, дорогая?» Не про ужин, не про тапки…
— А ссорились? — не удержался Владимир.
— Вова! — шикнула Татьяна.
— Конечно, — улыбнулась старушка. — И я уходила. Даже трижды. Один раз в сарае пряталась, чтоб он поволновался.
— Зачем возвращались? — Владимир не сдавался.
— Без ссор брака не бывает, сынок. Молодым кажется, что времени много — вот и цепляетесь к мелочам. А потом понимаете: главное — что вы друг для друга значите.
Татьяна поймала себя на мысли: а что, если Владимира не станет? По спине пробежал холодок. Вспомнилось, как он перестал дарить цветы. Просто забыл…
Владимир смотрел в окно, думая о том же. Вспоминал, как жена перестала встречать его с работы.
ВечеромИ когда их взгляды встретились в полумраке вагона, оба внезапно поняли, что сорок лет — не срок, чтобы забыть, как впервые взялись за руки.
