Муж с изъяном
— Только не вздумай рассказывать про своих родителей, — прошептал Дмитрий, пока лифт медленно поднимался. — Скажи, что отец погиб, а мать где-то далеко. Или просто скажи, что воспитывалась у бабушки.
Оля тяжело вздохнула. Это была не просьба, а приказ, от которого сердце съёживалось в комок. Но что он мог знать о таких вещах? Его мать — бухгалтер в престижной фирме, отец — военный в отставке. Чистая интеллигенция: картины, классическая музыка, обращения по отчеству. Наверное, даже кота звали Семён Семёнович.
А она в детстве забивалась в чулан и сидела тихо, как мышка, лишь бы не нарваться на очередной скандал.
— Я и не собиралась перед ней исповедоваться, Дима, — она бросила взгляд на своё отражение в зеркале лифта.
Аккуратная причёска, отглаженная блузка, маникюр. Вроде всё прилично. Вот только ладони вспотели.
Дверь открыла женщина с лицом, будто Дмитрий привёз не невесту, а мешок с гнилой картошкой.
— Здравствуйте, Галина Петровна, — вежливо улыбнулась Оля.
— Ну, здравствуй, — без тени улыбки процедила та, оценивая взглядом. — Заходите.
Квартира сверкала чистотой. Всё в бежево-коричневых тонах. На стенах — вышитые крестиком пейзажи, на полках — иконы и фарфоровые фигурки. Оля почувствовала себя не в гостях, а на экскурсии в музее советского быта.
На кухне их ждал чай с магазинным эклером.
— Дима говорил, ты учишься. Где? — поинтересовалась Галина Петровна.
— На филфаке. Второй курс. Бюджет, ещё подрабатываю репетитором.
— А родители?
— Жила с бабушкой. Родители… Это долгая история, — Оля почувствовала, как горят уши. — Их давно нет в моей жизни.
Галина Петровна кивнула, но в глазах промелькнуло удовлетворение, будто она только что разгадала кроссворд.
— Бывает. Главное, что ты не опускаешь руки.
Дима молча ковырял вилкой торт, будто это была шахта, а он — старатель. Оля вдруг поняла: он знал, каким будет этот разговор, но всё равно привёл её. Может, надеялся на чудо. Может, ему было всё равно.
— Дима говорит, вы уже подали заявление? — в голосе свекрови сквозила надежда услышать «нет».
— Да. Свадьба через два месяца, — ответила Оля, держась из последних сил.
— Молодёжь сейчас — сразу наскоком. Раньше всё было чинно, благородно, через сватов. А теперь — хоп, и в ЗАГС.
— Времена другие, — вяло вставил Дима.
После чая Галина Петровна повела Олю осматривать комнату сына. Всё было вылизано до блеска. На столе — учебники, глобус и фото Димы в костюме ёжика на утреннике. Книжные полки, коллекционные машинки. Кровать с подушками, расшитыми вручную. Всё как у людей.
Но для Оли это было как музейный экспонат — смотреть можно, трогать нельзя.
— Дима у нас всегда был не как все, — сказала Галина Петровна, опершись о дверной косяк. — Стремился к лучшему, понимаешь?
Оля кивнула. Понимала. Только под «лучшим» свекровь явно подразумевала что угодно, но не её.
В автобусе Оля смотрела в окно, чувствуя, как горят щёки. Не от злости — та утихла ещё за столом. Это был стыд. Перед бабушкой, которая горбатилась на трёх работах, чтобы внучка не попала в детдом. Перед бессонными ночами, сессиями, подработками.
Ей казалось, что вся её борьба вдруг превратилась в грязь под ногами.
— Ты чего молчишь? — Дима положил руку ей на колено. — Мама просто… Ну, она такая. Привыкнет.
— Всё нормально, — ответила Оля и незаметно отодвинулась к окну. — Спасибо за чай.
Тогда это казалось мелочью. Но позже пазл сложился. Особенно когда они начали пытаться завести детей.
— Может, не сегодня? — бормотал Дима, ковыряясь в тарелке с гречкой. — Я устал. Давай просто поспим.
— Сегодня самый подходящий день, — напомнила Оля, глядя на календарь на холодильнике. — Если пропустим, потом опять ждать.
— Ты как на заводе… Прям вот сегодня, без вариантов?
Она сглотнула. Голос звучал ровно, но внутри уже поселилась тревога. Их жизнь превратилась в график: романтика, надежда, разочарование.
Сначала они не придавали значения неудачам, пробовали народные методы, верили в «ещё рано». Но через год стало не до шуток. Оля пошла по врачам. Оказалось, небольшие гормональные сбои. Пустяк, она пролечилась, пересдала анализы — всё в норме. Но тест упорно показывал одну полоску.
— Дима, может, тебе тоже провериться? — осторожно спросила она однажды. — Чтобы исключить все варианты.
Он посмотрел на неё, будто она предложила переехать жить в вольер к медведям.
— Ты это серьёзно? Я, по-твоему, бракованный?
— Я не обвиняю, — мягко сказала Оля. — Просто хочу понять причину.
Он молчал минуту, затем резко встал, натянул куртку и ушёл. Впервые за всё время. И часть тепла в их доме ушла вместе с ним.
Утром дверь открылась без стука. У Димы были ключи, а за ним вошла Галина Петровна, причитая:
— Я же говорила — не судьба. Не нашего поля ягода. Ничего, сынок, бывает.
Оля вышла из кухни.
— Привет. Здравствуйте, Галина Петровна. Что случилось?
— У тебя спрашивать надо! — свекровь сразу перешла в атаку. — Дима говорит, ты его в бесплодии обвиняешь?! Это как понимать? Больная на голову сама, а на здорового вешаешь!
— Я никого не обвиняю. Я предложила провериться вместе. Мы же пара.
— Пара! — передразнила Галина Петровна. — А то, что у вас ничего не выходит, — это у тебя в роду всё криво. У нас в семье — двое детей у племянницы, трое у брата. А ты…
— У меня анализы в порядке, — перебила Оля. — Я всё проверила. Но вам это неинтересно.
— Конечно, в порядке! Год — и ноль результата! Кто даст гарантию, что вообще что-то получится? Я Диме говориИ вот теперь, глядя на своих детей, играющих в песочнице, Оля поняла, что самое большое счастье — это когда тебя любят просто за то, что ты есть.
